Был пасмурный день. Природа наконец-то расцвела, в траве распустились маргаритки, и магнолии стояли в полном цвету. Я пробежал по пляжу у озера Доу и увидел группу малышей, играющих на песке с ведерками и лопатками. В спортивном комплексе проходило соревнование старшеклассников по легкой атлетике, и мужской голос по громкоговорителю объявил о начале эстафеты, за которой последовал звук стартового пистолета. Мускулистые подростки разминались, бросая копья рядом с беговой дорожкой. Я миновал водопад Hog’s Back, образованный рекой Ридо, пробивающейся через плотину. Группа из двадцати молодых людей в военной форме сидели кружком на траве. Некоторые сняли черные ботинки и носки после долгого марша из казарм в центре города.

Маршрут составлял ровно десять километров, и, когда я вернулся домой, там было все еще жутко тихо. У меня оставалось несколько свободных часов, прежде чем забрать детей из школы, а затем отправиться на семинар, посвященный теме старения. Я провел некоторое время в своем кабинете, читал и писал, забрал детей, приготовил ужин и отправился на лекцию.

9 ИЮНЯ. Почти неделю спустя понедельник был выходным, мы собрали вещи в машину и проехали сорок пять минут на север, в Квебек, к пляжу Лак-Филипп. Озеро окружал лес, покрывавший небольшие холмы, по которым я бегал несколько недель назад.

В тот день у меня была запланирована десятая тренировочная пробежка – одночасовая. Все выходные я с нетерпением ждал возвращения на маршрут. Как раз в тот момент, когда жена собиралась подавать обед, я направился в лес по тропинке, которая шла вдоль берега озера на протяжении километра, а затем сворачивала на узкую грунтовую дорогу, которой пользуются отдыхающие. Я был готов к холмам, мчался вниз по склону, размахивая руками, решив не бояться скалистого холма, а насладиться им.

Это походило на свободное падение.

Дорожка выровнялась, а я продолжал гнать, пользуясь импульсом, чтобы не сбавлять скорость. Добравшись до следующего холма, я подготовился к высоте, на этот раз упираясь подушечками ног, когда поднимался. В какой-то момент в грязи холма оказались сотни деревянных ступеней, по которым я бежал, пока не добрался до указателя пещер Лафлеш.

Я развернулся на верхней площадке лестницы и снова, веря, что не упаду, помчался вниз. Гравийная дорожка казалась мягкой и приятной. Иногда я натыкался на группу туристов, которые, увидев, что я спускаюсь по узкой тропе, кричали «бегун», и все отступали, чтобы дать мне пройти. Я вернулся на пляж и с наслаждением съел вкусные бутерброды и фрукты, которые мы привезли из города. Мой сын строил замок из песка со своей тетей. Моя дочь отказывалась спать днем. Я светился от счастья.

15 ИЮНЯ. На сегодня у меня запланирована длительная пробежка. Это был двадцать седьмой забег в моем марафонском плане, и таймер обратного отсчета показывал, что до Берлина осталось четырнадцать недель и три дня. Для разнообразия я попробовал кое-что новое. Вместо того чтобы бегать днем, я поужинал со своей семьей, а затем, когда дети ложились спать, выскользнул за дверь, надев рюкзак с водой, и побежал. Я направился через окрестности к реке Ридо, побежал по речной тропинке в сторону центра города. Было около восьми вечера, и солнце еще стояло высоко.

Я пробежал под эстакадой шоссе и оказался в районе Ванье. Остановившись, подождал Дэна у его дома, и следующие шесть километров мы пробежали вместе. Он рассказал, что в вентиляционной трубе его вытяжного шкафа застряло птичье гнездо, потом разговор зашел о его работе в больнице. Мы сделали петлю через парк Страткона, где как раз загорались огни, пока сгущались сумерки. Вернувшись в окрестности его дома, я попрощался с Дэном и продолжил путь к себе. К тому моменту я одолел четырнадцать километров, и съеденный сытный ужин начинал тяготить меня. Я выпил немного воды и замедлил шаг.

Конечности отяжелели, но у меня не было другого выбора, кроме как продолжать ставить одну ногу перед другой. Уже миновало десять вечера, и жена прислала СМС: «У тебя все в порядке?» Я заверил ее, что направляюсь домой. Оставалось одолеть еще четыре километра. Вдоль реки большими группами прогуливались семьи, многие несли мороженое. Они посмотрели на меня с легким интересом, когда я, пошатываясь, миновал их, обливаясь потом. Я представил, как они спрашивают друг друга: «Кто этот парень и что это за штука у него на спине?» Я двинулся дальше, пересекая мост, и отметил, насколько низко стояла вода для этого времени года. Этой весной дождь шел всего несколько раз, и по всему городу пруды и реки были суше, чем в предыдущие годы.

Вернувшись на свою улицу, я перестал бежать. Последние несколько минут я шел пешком, ощущая свое тело. Напряжение в правом ахилловом сухожилии, тупая боль в колене, полный желудок. Я вошел внутрь, выпил стакан воды со льдом и лег на пол. У меня не было кайфа бегуна. Я чувствовал себя опустошенным, измученным этими усилиями. Может, я перетренировался? Я подумал о своем пациенте, изо всех сил пытающемся тренироваться, не способном обрести свою обычную силу. Я переболел сильным кашлем и синуситом, которые поразили всю семью в течение предыдущих двух недель. К тому же стало намного теплее.

На следующее утро меня ломало. Правое ахиллово сухожилие так натянулось, что казалось, будто оно лопнет на ходу. Колено чувствовало себя хорошо, но я знал, что нужно отдохнуть. На работе я поговорил со своим студентом Кейтом о перетренированности. Пару месяцев назад он написал мне по электронной почте с просьбой поработать со мной до окончания ординатуры, желая немного попрактиковаться в области наркологии. В первый день, когда мы познакомились, я удивился, насколько крупным он оказался. Еще я заметил, что он был старше других ординаторов, которые обычно приходили в мою клинику. Я спросил о биографии, и все стало ясно. Кейт рассказал, что учился в университете Макгилла на последнем курсе, но его настоящей страстью было дзюдо. Он участвовал в четырех Олимпийских играх в составе сборной Канады по дзюдо и выиграл золото на Панамериканских играх. После завершения спортивной карьеры он обдумал свои возможности и решил заняться медициной.

Всякий раз, когда Кейт был в клинике и появлялся пациент с травмой опорно-двигательного аппарата, я брал его взглянуть. Он рассказал, что, когда готовился к Олимпийским играм, он изо всех сил старался не перейти тонкую черту между ярким пламенем и выгоранием. «Парни все время перетренировывались», – сказал он. Когда это случалось, они сбавляли усилия и ждали, пока к ним вернутся силы, а затем снова увеличивали напор.

Обсудив это с Кейтом, я решил, что мне нужно сбавить обороты, и вспомнил правило синдрома перетренированности: в течение двух недель наполовину сократить интенсивность обычных тренировок. Я решил заняться кросс-тренингом, кататься на велосипеде и роликах, сосредоточив внимание на упражнениях на кор и колени и пропустив несколько пробежек. До Берлина оставалось чуть больше тринадцати недель, так что я чувствовал: у меня все еще есть возможность сделать режим тренировки более гибким. На следующей неделе вместо пробежки продолжительностью в два часа двадцать минут, предусмотренной планом, я медленно преодолел шесть километров за сорок пять минут.

Через несколько дней я заметил большую разницу: почувствовал себя сильнее, кашель прошел, исчезла боль в пазухах, и мне не терпелось вернуться к программе тренировок. Я знал, что чрезмерное усилие, предпринятое слишком рано, может свести на нет все положительные перемены и, скорее всего, усугубит боль в колене, поэтому следующие несколько дней продолжал сдерживать себя.

5 ИЮЛЯ. Сегодня утром пациент попросил направить его на эвтаназию. Я впервые столкнулся с подобной просьбой, но знал, что они появятся, поскольку Верховный суд Канады узаконил этот вид медицинской помощи. Для положительного решения относительно такой просьбы необходимо, чтобы пациент страдал от невыносимых физических или психических мук, но был способен понять смысл подобного выбора. Мой пациент сказал, что болезнь Паркинсона причиняла ему невыносимые страдания и что, несмотря на бесконечную терапию, он продолжал страдать и не хотел больше жить. Когда я начал расспрашивать о его чувствах, пациент ответил, что не хочет мучительной или внезапной смерти, а хочет спланировать ее и предупредить семью, чтобы близкие могли подготовиться. Я помог оформить направление к группе специалистов, которые начали работать с пациентами, планирующими подобные решения, и мы договорились встретиться еще раз, прежде чем он предпримет какие-либо дальнейшие шаги.

Я думал о нем на пробежке сегодня вечером. Солнце только что село, жена и дети спали. Я миновал группы велосипедистов и бежал по залитым светом фонарей полям, на которых девушки играли в футбол. Я бежал по темному лесу Винсент Мэсси Парк и наблюдал, как светлячки мерцают в ночи. Когда я выбрался на ровную траву за парком, на меня налетели стаи летучих мышей. Было влажно, и я весь взмок от пота. На цыпочках я вошел через заднюю дверь: внутри во всем доме работали кондиционеры. Я выпил два стакана воды со льдом и почувствовал, как дыхание и сердцебиение пришли в норму. Веки отяжелели. Что принесет завтрашний день? Я пошел спать.

13 ИЮЛЯ. Сегодня был мой самый длинный пробег за три недели. Я вернулся к тренировочному режиму и чувствовал себя готовым к испытанию. Заканчивая записи историй болезни в клинике тем утром, я получил сообщение от жены: «Пожалуйста, не бегай два с половиной часа в такую жару, температура выше 40 °C и влажно. Мы найдем более подходящее время». Она была не единственной, кто предупреждал меня о жаре. Когда я проходил через офисную кухню, коллега Наташа предостерегла: «Там так жарко, что может тошнить». У меня был мешок с бутылками воды и три упаковки энергетического желе. Жара, конечно, замедлит меня, но я знал, что если не выйду сегодня, то не буду готов к забегу на следующей неделе, а он должен быть еще длинней, и часы, отсчитывающие время до Берлинского марафона, показывали десять недель и три дня. Пришло время сделать следующий шаг.

Я запланировал маршрут, в основном по затененным тропам в парках и вдоль берега реки, где, как я знал, будет прохладнее. Я начал медленно, чувствуя, как давит влажность. Через несколько минут рубашка промокла насквозь, поэтому я снял ее и нес, неловко свернутую в комок, в одной руке. Я видел смену караула у поместья генерал-губернатора и мог только представить, насколько жарко было солдатам, одетым в традиционную британскую красную форму с высокими черными шляпами бифитеров. Я поднялся на холм с видом на реку Оттаву, затем побежал вниз по берегу, где гравийная дорожка тянется вдоль реки более десяти километров. В начале 1950-х годов моя мать ходила пешком мимо этого же участка реки из своего дома в Гринс-Крик на окраине Оттавы, которой тогда был этот район. Ее родители познакомились в Лондоне во время войны, а затем построили собственный дом и новую жизнь в Канаде.

Я бежал медленно, соизмеряя темп с жарой. Когда я направился обратно, поднялся ветер, и над головой пронеслись серые облака. Внезапно хлынул холодный дождь. Я немного постоял на берегу реки, раскинув руки, чувствуя, как тело остывает. Через несколько минут дождь прекратился. Когда я вернулся в офис, Мелисса (моя жена) написала: «Ты живой?» Наташа улыбнулась, увидев, как я, пошатываясь, вошел в заднюю дверь клиники, мокрый от пота и дождя.