– Все остришь? Так ведь я возьму все себе, и дело с концом.

«Тогда зачем пришла сюда?» – подумал Кощей.

– Не нуждаюсь в подачках.

– А твоя девчонка? Сколько у нее сил, сколько времени в запасе? Ты ведь чувствуешь это, правда, Кощей? Даже ты не сможешь поддерживать ее вечно. А что отведенные ей полторы сотни лет по сравнению со сроком, уготованным тебе? Ее время скоро закончится, а сил не хватит, чтобы сохранить такое слабое, уязвимое тело, оно состарится, сморщится, усохнет. И в итоге развяжется узелок, что держит в нем душу, и оно сгниет в земле среди червей, – голос Моревны перешел в свистящий змеиный шепот, и Кощей наконец увидел ее настоящую: заостренные черты хищной птицы, темные впалые глаза, очерченные синевой, пергаментная кожа, бледные, почти незаметные губы, черные прожилки вен на шее.

Ибо, если пускаешь в себя тьму, рано или поздно она взимает плату.

О, они с Марьей были идеальной парой. И могли бы оставаться таковой до сих пор, если бы Моревна не испортила все. Если бы она его не исцелила.

Кощей скривил губы то ли в усмешке, то ли от отвращения.

– А я смотрю, тебя подобная перспектива жутко пугает. Видимо, испытываешь это на себе? Что, так и не нашла эликсир бессмертия?

Марья снова рассмеялась. Но на этот раз в ее смехе не было ничего притягательного. Воронье карканье, злое и нетерпеливое.

– Зачем мне искать, если у меня есть ты? Проведи ритуал, и дело с концом, а я поделюсь с тобой силой!

Кощей тяжело вздохнул.

– Смирись, Марья, и отступи. Ты никогда не получишь бессмертия, своими попытками ты лишь приближаешь свой конец. Сколько сил у тебя забрала попытка перейти Смородину? Что тебе понадобилось в Нави? После этого ты решила прийти в этот мир? Так ты ошиблась. Я говорю в последний раз: уйди и больше никогда не приближайся к этому дому, ко мне и к Василисе.

– Ненавидишь меня? – прохрипела Марья.

Она явно пыталась совладать с собой, и теперь к ней возвращался ее привычный облик, словно кто-то накладывал краску на холст мазок за мазком. Кощей устало прикрыл глаза.

– Ненависть так себе чувство: съедает слишком много сил, отнимает слишком много жизни. Да ты и сама это знаешь.

– Что же, совсем ничего ко мне не чувствуешь?

Он усмехнулся.

– Разве что некоторую брезгливость, Марыся.

Марья бросилась вперед, выставила все еще старушечьи руки с крючковатыми пальцами, острые желтые ногти резанули воздух. Будь здесь ее материальное тело, она наверняка бы вцепилась ему в лицо. Но внезапно Моревна все-таки сделала то, чем никогда не могла похвастаться в бытность его женой: она взяла себя в руки. Внешне полностью успокоилась, окончательно вернула прежний облик, и на Кощея снова взглянула пьяняще красивая женщина. Марья подошла вплотную к столу, подалась вперед и нежно улыбнулась.

– Помнишь мое ласковое прозвище, – промурлыкала она. – Так и знала, что ты до сих пор не можешь меня забыть. О, поверь, я тебя тоже не забыла. Эта девчонка… Что она может знать о тебе? Что она может дать тебе? Все эти юнцы… С ними так скучно. Их хватает совсем ненадолго. Не с кем разделить… – Она вздохнула, и вздох этот был настоящим. – Подумай, Кощей, я не тороплю, время еще есть. Но уже не так много.