— Саша, постарайся понравиться комиссии, — попросила Ромала. — Представь, как будут злорадствовать Мамедов и Бубликов, если тебя не возьмут.

Парень тут же представил ухмыляющиеся физиономии давних недругов и заверил девочку, что спорить не станет. Возражать тоже.

Ромала осталась в парке возле училища, как и многие родители абитуриентов. Села на свободную лавочку, напоследок незаметно перекрестив удаляющегося друга. Мамы разговаривали о своих сыновьях, вздыхали и посматривали на открытые тут и там окна ПТУ. Цыганочка, чтоб скоротать время, принесла с собой книгу. И, как только вихрастая льняная голова парня пропала в черном провале настежь распахнутой двери училища, погрузилась в чтение.

Ребята выходили по одному. Родители тут же бросались к своим детям, и парк понемногу пустел. Ромала пересела на другую лавочку, в тень. Читала книгу, периодически отмахиваясь от назойливых мух и иногда поглядывая на дверь, когда из нее, будто из темноты, на свет выходили те, кто уже прошел испытания. И вновь опускала глаза на страницы.

Тут рядом с ней присели. Она посмотрела: двое парней, у которых, по-видимому, собеседование уже закончилось. Взглянула на секундочку и погрузилась в чтение, хотя, положа руку на сердце, было не до него. Мысли сползали со страниц и стремились к Александру: не надерзил бы. Смотрела на лежащие перед ней строчки, понимала, что ничего не запомнила и не поняла из прочитанного, и вновь возвращалась к началу. Конечно, она могла захлопнуть книгу, но тогда ожидание ей казалось еще более томительным.

— Ох, какая хорошенькая! — вдруг раздалось справа.

Девочка краем уха услышала фразу да не обратила на нее внимания, но тут на страницы упала парочка помятых карамелек. И тогда она оглянулась на парней. Те сразу заулыбались.

— Маленькая еще, но хорошенькая, — сказал первый коротко стриженный сероглазый парень, который сидел ближе к ней.

— А маленькие любят сладкое, — поддакнул его приятель, с такой же стрижкой, но более острым и каким-то колючим взглядом, держа сигарету в зубах. И оба они не улыбались, а нагло ухмылялись. Ромала бросила взгляд вокруг — никого. На той стороне парка, где она сидела, не было ни души.

Тот, что сидел поближе, всё так же ухмыляясь, встал, а потом присел перед Ромалой на корточки. Девочка автоматически одернула юбку.

— Ну, что же ты не ешь конфеты? — вдруг спросил он, щуря глаза.

— Спасибо, не хочу, — твердо отказалась Ромала.

— А что хочешь? Хочешь мороженого? — предложил он, и его взгляд показался цыганочке каким-то липким, что захотелось умыться. И еще хотелось бежать. Да вот только от них она вряд ли убежит. Где-то краем сознания она это понимала. Нельзя показать им, как она напугана. Нельзя давать панике шанс завладеть собой. Девочка отдала другому парню конфеты и захлопнула книгу.

— Ну, что ж ты нас обижаешь, — опять завел свою пластинку сероглазый. — Будешь мороженое? Пойдем, я куплю!

Он протянул руку, и Ромала сделала усилие над собой, чтоб не отшатнуться от этой руки. Она лишь отрицательно покачала головой, чувствуя, как страх предательски сковывает голосовые связки. Девочка так сильно прижимала к себе книгу, что острые края врезались в грудь, но она не ощущала боли.

— А ты кого ждешь? Брата? — спросил второй.

Ромалу всю жизнь воспитывали так, что всегда нужно говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Она совсем не умела лгать.

— Нет, — ответила цыганочка, поднявшись и отойдя в сторону.

Парень тоже поднялся.

— А кого? Парня что ли? — ухмыльнулся второй.