– А мы будем молчать из-за, ну, убийства. – Еще два осколка ударяются о металлическое дно небольшой чаши. – Так что мы будем вести себя так, как будто ничего не произошло. Думаю, волноваться не о чем.
– Пока он не попытается убить нас снова, – говорит Талин. – И в следующий раз он будет куда более осторожен.
– Подумаем об этом в другой день. – Я достаю последний осколок и использую лоскут от моего платья, чтобы вытереть тонкую струйку крови, бегущую к его запястью. – Ты был не обязан меня спасать.
– Нет, – произносит он, закрывая глаза. – Обязан.
Мне тяжело дышать, в животе трепещет. Как будто что-то витает в воздухе, что-то голодное и отчаянное цепляется за нашу кожу, как будто в эту зимнюю ночь стало нестерпимо жарко. Я беру его за руку и вдруг понимаю, что у меня все еще нет с собой локусов.
– Черт.
– Можешь воспользоваться моими, – говорит он, опережая мой вопрос. – В столе, нижний выдвижной ящик.
Я открываю его и вытаскиваю их, пару кинжалов с золотыми лезвиями и зазубренными рукоятками. Это самые красивые локусы, которые я когда-либо держала в руках, но сейчас я думаю не об этом.
– У тебя не было их с собой, – говорю я то, о чем подозревала, но не могла до конца в это поверить. – Тогда, в лесу. Ты сотворил глифы
Талин прерывает меня тяжелым вздохом.
– Не сейчас, пожалуйста. Ночь и без того вышла слишком тяжелой.
– Хорошо, – говорю я, хотя меня раздирает любопытство. Я снова устраиваюсь на кровати рядом с ним, осторожно кладу руку на рану и поднимаю его локус другой. С глубоким вдохом я соскальзываю в Пустоту и вырезаю круглую основу Жизни и пересекающиеся ромбы формы Роста. С этим глифом у меня всегда были сложности, поскольку это форма, требующая тонкой точности плетения, но сейчас все проходит достаточно гладко. Моя рука светится теплым зеленым светом, и Талин выдыхает с облегчением, когда его боль утихает. Когда я убираю руку, рана выглядит намного лучше. Она не полностью излечена, потому что я не такой уж хороший целитель, но я приблизила ее к выздоровлению как минимум на неделю. Это уже что-то.
Талин, похоже, согласен со мной, потому что он приподнимается у изголовья и проводит пальцами по только что залеченной ране.
– Что ж, все бывает в первый раз, – говорит он.
– Тебя никто никогда не исцелял?
Пристальный взгляд его карих глаз встречается с моим.
– Меня ни разу не ранили настолько, чтобы понадобилось исцеление.
Момент слишком напряженный, и его взгляд слишком глубокий. Я не могу. Я сглатываю, готовясь уходить.
– Мне пора возвращаться в комнату. Нам обоим нужен о…
Его рука стремительно хватает мое запястье.