– Почему? – возмущаюсь я. – Почему Волшебники не исцеляют всех?
Павел хмыкает:
– Почему? Потому что не хотят.
Я сильно толкаю его в плечо, хотя знаю, что несправедливо вымещать на нем свой гнев, но, с другой стороны, я
– Но это чушь собачья! Подумай, сколько людей в мире страдают, больны или ранены! – Я представляю всех привозимых сюда Ревенантов с оторванными конечностями, с глазами, вытекающими из черепов, с пробитыми головами. Я думаю о нищих на улицах с выступающими из-под кожи ребрами, о детях, сбившихся в кучи по переулкам с их телами, покрытыми нарывами.
– Если Волшебники могут исцелять, то почему они не делают это для всех? Почему стольким людям приходится страдать?
Павел смотрит на меня с удивлением, а затем смеется низким усталым смехом, покачивая головой.
– Ох, девочка, даже не знаю, с чего начать. Ты здесь, на базе Ревенантов, и тебе все равно есть дело до политики Волшебников. – Он пододвигает кресло ближе, и когда снова начинает говорить, его голос мрачен и искренен. – Смотри. Вот как все обстоит. Волшебники хотят, чтобы Смиренные верили в нехватку и ограниченность ресурсов, в жестокий мир, который холоден, груб и враждебен. Им нужно, чтобы Смиренные поверили, что без их даров они все погибнут в хаосе и нищете. По их воле Смиренные зависят от них. Но это означает, что Смиренным приходится страдать. Постоянно страдать, потому что если они перестанут, то окажется, что Волшебники им не так уж и нужны. Им могут начать приходить в голову идеи, подобные твоей. Они могут начать задавать вопросы, ну вот как ты сейчас. – Он моргает, его глаза усталые и воспаленные, глаза человека на десятилетия старше своих лет. – Волшебники хотят, чтобы люди верили, что жестокость необходима и неизбежна. Что они жестоки потому, что так устроен мир.
– Но это ложь.
– Ложь, – повторяет за мной Павел. – Их жестокость – не следствие. В ней весь смысл их существования.
Я с силой откидываюсь и ударяюсь о спинку лавки, потому что, о Боги, какой ужасный и неправильный мир, в какое чудовищное время мы живем. Я моргаю и пытаюсь не дать слезам побежать по щекам, я ожидаю, что Павел скажет что-то саркастичное или снисходительное, но вместо этого он тянется ко мне и нежно хлопает по плечу.
– Ты хочешь что-то со всем этим сделать? – спрашивает он, и сейчас в его голосе столько доброты, сколько я никогда от него не слышала. – Хорошо. Завтрашний урок перенесем. Больше никаких кубов света. Вместо этого… я научу тебя исцелять.
Глава 29
Настоящее
К тому моменту, как мы добрались до кампуса, я уже решила, что исцелю его, но на пути к спальням нам встретились несколько студентов Нетро. Так что вместо этого мы двинулись к ордену Явелло, в комнату Талина. Здесь нам впервые за ночь улыбнулась удача: все на площади были настолько заняты праздником и собственными переживаниями, что не заметили нас двоих, в обнимку пробирающихся к зданию, измазанных в грязи, крови и снегу, будто мы пришли с поля битвы.
Орден Явелло устроен точно так же, как орден Нетро, но с совершенно иной эстетикой. Вместо угрюмого черного и малинового это место пышет желто-зеленым, с филигранными арками и украшенными драгоценными камнями дверными ручками. Изысканные статуи знаменитых явеллских дородных купцов и пышноволосых сенаторов смотрят на нас из ниш. Под бдительными взглядами их изумрудных глаз я помогаю Талину пройти через пустую общую зону и подняться в его комнату, и, только когда его дверь за нами закрылась, он заговорил.
– Знаменитое гостеприимство Маровии, – отвечаю я, наклоняясь, чтобы осмотреть его руку. Моя импровизированная повязка остановила кровотечение, по крайней мере, немного, но рана выглядит плохо. Рубцовый порез, усеянный десятками мелких хрустальных осколков. – Думаю, я смогу исцелить ее. Но мне нужно, чтобы ты снял рубашку.
Даже сейчас, истекая кровью, Талин не может сдержать улыбки.
– Буду честным, Алайна, я надеялся услышать эти слова от тебя сегодня ночью, но не при таких обстоятельствах.