Я закатываю глаза.

– Меньше заигрываний и больше лечения. Я серьезно. Снимай.

Он стягивает пиджак, но, когда приходит время расстегнуть рубашку, он поднимает руку и, вздрагивая, опускает ее.

– Я не могу. Правда. Очень болит.

– Хорошо. Ложись. – Я сажусь на кровать рядом с ним и наклоняюсь, расстегивая его праздничную рубашку. Я чувствую, как его грудь поднимается и опускается под моей рукой, чувствую исходящее от него тепло. Когда последняя пуговица расстегнута и я стягиваю ее с него, мои пальцы случайно касаются его обнаженной груди, и я замечаю, как все его тело слегка вздрагивает от этого прикосновения.

– Прости.

– Не извиняйся. – Его обнаженная грудь поднимается и опускается с каждым вдохом, а мое дыхание застревает у меня в горле. Его тело, как и руки, худощавое, но рельефное, и я могу разглядеть крепкие мускулы его живота, мягкие черные волоски, усеивающие его грудь, изгибы его бедренных костей, скользящие в штаны.

Так. Рана. Талин вытягивается, чтобы я могла лучше осмотреть его руку.

– Для начала надо достать все частицы кристалла. Если я начну исцеление сразу, они окажутся под кожей, и, ну, думаю, хорошим это не закончится.

– Именно так я и представлял себе конец этой ночи. – Он тянется к краю кровати и достает небольшую стеклянную бутыль жидкости нежно-янтарного цвета. – Ксинтарийский ликер, – объясняет он. – Берег его для особых случаев.

– Из него выйдет отличный антисептик, – киваю я. – Хорошая мысль.

Он поднимает на меня взгляд.

– Нет, я просто хотел выпить. – Он вытаскивает зубами пробку и делает долгий глоток, а затем передает мне. – Но, да, для обеззараживания тоже сгодится.

– Может быть немного больно. – Я капаю жидкостью на рану, и Талин сдавленно шипит сквозь зубы, сжимая спинку кровати так сильно, что мне кажется, она сейчас треснет. Когда порез становится чистым, я могу извлечь из него осколки без вреда, и я достаю самый большой из них. Он практически прозрачен и отливает голубизной, зазубрен, словно рыболовный крючок, изогнут на конце и холоден, как лед. – Черт. Мариус ударил тебя каким-то дьявольским глифом. Он хотел не просто убить тебя, но чтобы ты еще и страдал.

Талин буравит взглядом потолок, раздувая ноздри.

– Ты уверена, что это был он? – Я киваю. – Хорошо.

– Что в этом хорошего?

– Если бы это была какая-то шестерка из Авангарда, я бы беспокоился, не сдаст ли он нас за убийство двух его друзей, – отвечает он. Я достаю еще один осколок, и этот оказывается острым с обеих сторон, и я чувствую, что Талину приходится сдерживаться, чтобы не реагировать на боль. – Но Мариус? Мариус будет держать язык за зубами.

– Почему ты так в этом уверен?

– Сын Грандмастера Сената пытался убить принца королевства Ксинтари? Из-за такого объявляются войны. О таком стоит лучше помалкивать. – Он пожимает плечами и морщится. – Он будет держать это в секрете, потому что не может рисковать последствиями.