Хо-Урлюк выслушал перевод, даже глаза на секундочку поднял на Никиту Михайловича, но потом снова повесил голову и продолжил раскачиваться, ещё и напевать что-то себе под нос начал.
- А ты чего хочешь, тайша? – вновь предпринял попытку заключить мир Шульга.
Хан торгутов вдруг прекратил петь и, выпрямившись, в упор посмотрел на мэра Миасса. Заговорил. Речь была долгой. Шульга, немного знавший татарский и башкирский пытался понять хана без переводчика. Нет. Видно за столетия совсем разными стали языки. Дождался перевода. Надо же?! Хо-Урлюк подтверждал старый договор о присяге русскому царю, обещал впредь не нападать на русские поселения, где бы они ни были, и даже соглашался беречь границы от врагов Москвы. Проблема была только в одном. Хотел хан уйти вместе со всем своим народом в степи между Доном и Волгой.
- Чем степи между Яиком и Волгой хуже? Там, куда вы так спешите, ведь ногаи обитают. И их не мало.
- По словам отрядов, высланных на разведку, там зимой теплей и меньше снега. Здесь слишком много снега и длинная холодная зима. Нечем лошадей и овец кормить. С ногаями мы справимся, только не мешайте, - так с ломанного русского перевёл для себя Шульга.
- Сейчас принесут бумагу и ручку с чернилами, запишем всё это и составим грамоту для Государя императора. Потом я тебя отпущу со всеми пленниками. Даже лошадей дам. Только когда доберётесь до своих ты уж тайша вышли назад лошадей с кем-то из людей своих. Если же торговать с нами захотите, то добро пожаловать. Шерсть возьмём и шкуры конские, в замен дадим железные орудия, ножи, топоры, зерна, - Никита Михайлович опасался, конечно, что выехав за ворота миасского острога позабудет о своём обещании не нападать на русских торгут (или калмык), только ведь надо что-то делать. Сколько можно воевать и людей терять. Не так их много на Урале. Каждый дорог.
Ну, а степняки пусть друг дружку режут. Чем их меньше будет, тем лучше. Если же торгуты ещё и истребят и вытеснят ногаев с Волги, то тоже не плохо. С одним ханом проще договариваться, чем с десятком. Как вот только донские казаки на прибытие новых кочевников отреагируют? Что ж, хоть здесь спокойно станет.
Государь, вынося этот указ на обсуждение в Боярскую Думу, предполагал, что поддержит его только один человек. И этим человеком был его дядька Иван Никитич Романов. И этот-то не сам по себе будет за указ, а потому, что патриарх с Михаилом его целый час уговаривали. Вот уж задал Петруша задачку, ни в одном из учебников по математике ответа не сыскать.
Началось всё ещё на свадьбе у Фёдора Пожарского. Сидели, разговаривали об обустройстве новых земель в Прибалтике и Финляндии. Вот тут «Соломон» и выдал. Слово-то, ещё какое мерзкое – «ассимиляция». Будто от уксуса скривило.
-Великий Государь, ни у одного народа, ни сейчас, ни в древности, нет и не было ответа на вопрос, как малые народы в покорности держать. И в Римской империи и в Византии одно восстание за другим. Византия потому и развалилась, что не смогли их кесари решения этого вопроса найти. То же самое сейчас и в Османской империи, да тут ещё и религия примешивается. И у шаха Абаза не лучше, вон грузины опять восстание подняли и семидесятитысячную армию шахскую уничтожили. Да и мы ничем не лучше, чуть власть пошатнулась, и по всей стране восстания полыхнули и татары и башкиры и мордва, все отметились, - Пётр Дмитриевич отхлебнул из кубка квасу и хотел продолжить, но патриарх тогда хитро усмехнулся и спросил:
- А ты, Петруша, чай умнее Абаза, что ты посоветуешь?
- Слово есть латинское – «ассимиляция». Это когда человек другого вероисповедания и другого народа принимает веру того народа среди которого живёт, разговаривает и думает на его языке и вообще считает себя скажем русским, хоть он и татарин. Есть ведь у нас князья выходцы из татар и прочих народов. Вот этой ассимиляцией и нужно заниматься. Дело это очень не быстрое и не дешёвое, и кроме того, очень хлопотное. А только начинать нужно срочно, чтобы хоть через сотню лет, а жил в России только один народ – русские. Если же по-старому жить, то из смут и восстаний вовек не вылезти и закончится всё как с Римом и Византией – развалится страна на кусочки.
- Ну, слово выучим, - встрял Великий герцог Финляндский Владимир Тимофеевич Долгоруков, - А делать-то что надо, чтобы чухонцы русскими стали?
- Я бы начал с того, что вернул назад второй Юрьев день. Кто захочет стать русским, если большая часть этого народа холопы, рабы почти, а они там, на окраинах, все свободные. Что за дурак захочет сам рабом становиться. Ещё нужно тебе, Великий Государь, раз и навсегда прекратить вотчины раздавать.
-Стой, Петруша, - поднял руку и Михаил, - Ты ведь сам просил меня и не раз сделать дворянами твоих помощников и вотчины им раздать.
- А давайте сейчас съездим в одну из деревенек, да вот хоть к Рубенсу и поговорим с холопами его, - вскочил в запальчивости младший Пожарский.
- А что, до вечера и застолья далеко, давайте съездим, - неожиданно поддержал Петра патриарх.
Деревенькой Алексеевка была тогда, когда отписана была новому российскому дворянину Петру Павловичу Рубенсу. С тех пор много воды утекло. Рубенс уже давно барон, у него теперь целых две деревеньки в Жарской волости. Алексеевка же из девяти дворов незаметно выросла в тринадцать. На прошлый Юрьев пришло к барону Рубенсу двое крестьян из соседнего уезда, и попросились к «немцу» с чадами и домочадцами. Да ещё двое средних сыновей решили выделиться из отцова хозяйства. Подъезжая к деревеньке, Михаил увидел, что у одного из домов стоит целая толпа и что-то горячо обсуждает. Подъехали, вышли из возков, царь цыкнул на боярина, что приказывал стрельцам из охраны разогнать холопов. Подошли. Понятно, что народ бухнулся на колени и пополз под благословление патриарха Филарета.
Когда всё более-менее успокоилось, Великий герцог Долгоруков и спросил, из-за чего кричали християне. Староста деревни помялся чуток, но нашёл в себе смелости и ответил.