– Сейчас? Совсем из ума вон?! Днем в воскресенье, когда все дома сидят и только и делают, что смотрят в окна и перемывают косточки соседям? Выбросишь, когда стемнеет. А пока вынеси их во двор.

Румяный стройный мальчик в белой холщовой рубахе, коричневых штанах и с черной шапочкой на светловолосой голове встал из-за стола, где на четвертинке листа рисовал масляную лампу, и обратился к сидящему рядом Иоганну Якобу:

– Папа, я сейчас.

За последние шесть лет произошло немало. Например, мастер женился. Получилось это так: однажды вечером он пришел с фабрики и застал Марту в слезах. Соседский мальчик, повторяя слова родителей, невинно рассказал трехлетнему Андреасу, что его мать – шлюха, а он сам – ублюдок. Андреас спросил у мамы, что значат эти слова, и Марта решила уйти из города. Но Иоганн Якоб уже не мог обойтись ни без ее стряпни, ни без звуков и запахов в доме, связанных с этими чужими ему людьми, – и предложил брак. Марта согласилась и в ту же ночь пришла к мастеру, который погладил ее по голове, поцеловал в лоб и отправил обратно в кухню.

Женившись на Марте, Иоганн Якоб усыновил маленького Андреаса, к которому уже привык. Он даже использовал резвого и смышленого мальчишку как модель для фигурки собирателя колосков. Мастер поставил только одно условие: мальчик будет зваться Андреас Иоганн. Марта подумала, что муж, добавив свое имя к имени сына, хочет этим приблизить его к себе. На самом деле Иоганну Якобу трудно было жить рядом с другим Андреасом. Андреас Иоганн же сразу отделился от своего настоящего отца, оставив того в полной собственности мастера.

Годы жизни в Людвигсбурге слились у Иоганна Якоба в серую массу будней; он бы их и вовсе не замечал, если бы не государыня императрица, которая старела на монетах с каждым новым выпуском. «И я старею, хотя не чувствую этого», – думал мастер. Прошлое и настоящее были наполнены затхлым воздухом фабрики и проблемами с геморроем; и только тот четверг, когда он познакомился с Андреасом, выделялся для него светлым пятном. Иоганн Якоб проигрывал в памяти зимний людвигсбургский рынок, оранжевые плоды и их разговор, который он помнил до последнего слова и улыбки. К этому почему-то всегда примешивалось воспоминание о ночном горшке герцога, и как мастер ни пытался забыть его или хотя бы отделить от Андреаса, ничего не выходило.

Образ паренька продолжал жить статуэткой на табурете у кровати и памятью об одном дне. В воображении мастера, чем дальше, тем больше выходившем из-под его контроля, Андреас приходил к нему каждую ночь. Узкая кровать парила в облаках, и было не важно, что двое на ней не могли уместиться.

– Папа, иди сюда!

Иоганн Якоб вышел на улицу, откуда доносился голос сына. Сладкий аромат ландышей, густо покрывших канавы Шмидгассе, не мог спорить с вакханалией пробудившихся от зимней спячки запахов конских и людских экскрементов.

– Чего тебе?

Андреас Иоганн стоял возле всадника – герцогского гонца. Лейб-гусар протянул мастеру письмо со знакомой печатью:

– Его светлейшее высочество герцог Вюртембергский Карл Евгений изволит пригласить обербоссиерера Лойса во дворцовый театр на концерт.

Гонец приподнял шляпу, развернул лошадь и ускакал. Конские копыта разбросали коричневые комья по улице, по Иоганну Якобу, Андреасу Иоганну и высунувшимся было из окон соседям. «Даже не спешился, – подумал мастер. – Впрочем, кто я такой: невелика птица».

Голый живот Иоганна Якоба упирался в жесткую лавку, а ноги были раздвинуты, насколько позволяли приспущенные до колен панталоны. Чужие руки овладели задом мастера: одна пальцами удерживала раздвинутые ягодицы, а другая воткнула в его анус что-то твердое и толстое и стала вталкивать внутрь. Мастер застонал и дернулся.

– Лежать! – услышал он знакомый голос. – Я даже не ввел вам инжектор!

Иоганн Якоб уже в который раз лежал на этой скамье, но привыкнуть к процедуре ректального курения никак не мог. Доктор нажал, и длинная медная трубка вошла глубже, протолкнув в прямую кишку мастера инжектор – овальный нарост с отверстиями.

– Теперь все! – сказал доктор.

Но это было далеко не все: Иоганн Якоб знал, что сейчас его друг начнет раздувать меха. Те поддерживали огонь в фумигаторе – где курились сухие табачные листья – и посылали дым по трубке к инжектору, который только и ждал, чтобы наполнить им кишки мастера. И вот внутри уже запекло и появилось чувство, что лопнет живот. А доктор, не обращая внимания на стоны мастера, продолжал мучить своего друга, нагнетая все новые и новые порции дыма ему в чрево.

– Вы ведь идете во дворец на концерт? Приглашение получили? – Доктор Флах попытался увести разговор от неприятной процедуры, и Иоганн Якоб назло ему не ответил на вопрос. – Я тоже получил. А знаете, почему нас пригласили? – настаивал доктор.

Легко обсуждать дворцовые сплетни, когда это не ты лежишь на холодной лавке с медной палкой в заднице! Однако мастер понял, что отмолчаться не получится.