«Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон» продолжали стрелять с перелетом, «Осман» редко и неточно выбрасывал залпы по три-четыре снаряда. В отличие от турок немцы хорошо пристрелялись, выпуская пятиснарядные залпы в минуту. Второй залп упал с перелетом, а затем начались попадания. Убедившись, что очередные снаряды «Евстафия» поразили «Османа», командующий приказал офицерам покинуть мостик и войти в бронированную рубку.
Здесь было спокойнее, хотя по цусимскому опыту все знали, что осколки могут влететь через амбразуры. Тем не менее, других укрытий не имелось. По телефону доложили, что два снаряда с интервалом в минуту попали в каземат среднего калибра, убиты два офицера и дюжина матросов, есть раненые. Затем оказалось, что снаряд второго залпа, пролетая над броненосцем, повредил трубу и порвал антенны, поэтому радиосвязи пока нет.
Башни «Евстафия» продолжали выпускать по залпу в минуту. «Султан Осман» получил не меньше десятка попаданий, в районе трех кормовых башен разгорался пожар, была сбита передняя труба. Эбергард гневался: дескать, мы стреляем по турку, а немец нас бьет безнаказанно. Тут, к общей радости, пришло сообщение, что «Златоуст» наконец-то исправил свою ошибку, и теперь остальные броненосцы тоже открыли огонь с правильным значением прицела.
В бинокль было видно, что разрывы окружают оба вражеских линкора. Вероятно, замыкавшие строй русские броненосцы не видели ушедшего вперед «Османа» и навели свои пушки на «Гебена». Последний, попав под обстрел, прекратил огонь по русскому флагману и выпустил залп в «Пантелеймона».
– С этим ублюдком сами справимся, – брезгливо произнес адмирал. – Еще пару залпов – и конец ему. Передайте на «Златоуст» и «Пантелеймон», чтобы стреляли по «Гебену».
На седьмой минуте боя снаряд «Османа» все-таки угодил в заднюю надстройку «Евстафия», разнес в щепы шлюпку, вызвал пожар в матросском кубрике, убил четверых моряков и вывел из строя зенитную пушку. Старший артиллерист броненосца доложил, что громадный турок английского происхождения получил не менее шести снарядов большого и полтора десятка среднего калибра, в носовой части «Султан Осман» имеет обширную пробоину чуть выше ватерлинии, вторая носовая башня прекратила стрельбу, из трех кормовых башен время от времени стреляет лишь одна.
Похоже было, что головной ретвизан превратился в безответную мишень. Направив бинокль на «Гебена», Рома с удовлетворением увидел яркую вспышку взрыва в средней части линейного крейсера. Море вокруг немецкого корабля кипело от непрерывно падающих снарядов. Пять башен «Гебена» ритмично, с интервалами в 40–50 секунд, выбрасывали языки пламени, отправляя снаряды в броненосцы, шедшие в кильватер «Евстафию». Падения вражеских снарядов Рома не видел – обзор заслоняли трубы и надстройки флагманского корабля.
Обстановку прояснило донесение с кормового мостика:
– Два попадания в «Иоанна Златоуста», есть повреждения и потери. «Гебен» получил от пяти до восьми попаданий главным калибром и вдвое больше – средним.
– Продолжать расстрел «Османа», – приказал Эбергард. – Увеличить ход до семнадцати узлов.
Распоряжение запоздало. Неприятельские корабли, двигаясь на два-три узла быстрее русской колонны, неуклонно обгоняли эскадру. Хотя дистанция сократилась до 38 кабельтовых, «Осман» оказался впереди «Евстафия» и вскоре должен был очутиться в мертвой зоне для кормовой башни черноморского флагмана. Теперь все снаряды русских пушек попадали в кормовую часть турецкого ретвизана. Комендоры «Евстафия» пристрелялись, и попадания становились все чаще. Гога шепнул Роману:
– Хорошо бы очередной снаряд угодил ему по винтам. Если потеряет ход, можно будет потопить или даже взять на буксир.
– Меньше читай фантастику про попаданцев, – насмешливо фыркнул Рома.
Радужным мечтам не суждено было сбыться, хотя в корме «Султана Османа» не прекращался пожар, упала задняя труба и даже – на сей счет уверенности не было – взорвалась одна из башен. Неожиданно прекратив огонь, «Гебен» вильнул вправо и, резко увеличив скорость, исчез в тумане. Турки не сразу поняли, что брошены союзниками, но, получив еще пяток снарядов, тоже пустились наутек. Обратившись в бегство, «Султан Осман» развил скорость не менее 19 узлов, то есть ни один русский броненосец не способен был его догнать.
Эбергард и остальные офицеры в рубке решили, что противник выполняет хитрый маневр, намереваясь повторить нападение на эскадру. Следующие пять минут эскадра продолжала держаться прежнего курса, двигаясь перпендикулярно бежавшему врагу. Роман и Гога сорвали голоса, убеждая командующего бросить в погоню миноносцы и хотя бы проследить за неприятелем, а при благоприятном стечении обстоятельств даже торпедировать поврежденные корабли германо-турецкого флота.
– Господа, невозможно, чтобы немцы бежали после жалких семнадцати минут перестрелки, – увещевал их адмирал. – Они сейчас вернутся.
Он все-таки приказал изменить курс, но туман сгущался, эскадре пришлось уменьшить обороты. Эсминцы пошли в погоню, но через час отрапортовали, что противник уходит на Босфор и что выйти в атаку не смогли, потому как были обстреляны шестидюймовыми пушками.
К этому времени стало известно, что «Златоуст» сильно поврежден, часть машин пришлось остановить. Махнув рукой, Эбергард приказал ложиться на обратный курс. Около двух часов дня ветер разогнал туман, и стал виден маяк на мысе Сарыч – самой южной точке Крыма. Короткое морское сражение так и будет названо историками – бой у мыса Сарыч.
– Ладно, не расстраивайся, – утешая не только друга, но и самого себя, сказал Георгий. – В конце концов, не так уж плохо получилось.
– Неплохо, но могло быть лучше, – грустно проворчал Рома. – Не терпится мне почитать книжки про это сражение.