– А знаешь, почему я дал тебе больше, чем ты дал бы мне? Потому что я отношусь к исламу гораздо лучше, чем ты относишься к христианству.
– Я подумаю об этом.
– Подумай. Раньше ты не был склонен размышлять на подобные темы.
– Война не прошла бесследно. Я сражался вместе с христианами плечом к плечу. И мне стало интересно, что же у них в душе? Сейчас я смотрю, как ты корячишься, стараясь предложить максимум возможного, и понимаю, что я так не стал бы. Я всегда считал, что любая уступка – проявление слабости. Но ты говоришь с позиции силы и всё-таки уступаешь, даже не дожидаясь, пока я об этом попрошу. Ты сам-то понимаешь, что создавая Объединённые Прибрежные Эмираты, ты создаёшь своей империи проблему на будущее?
– Ты сам сказал, что дураков в этой комнате нет.
– Да… Ты человек дальновидный. Ты прекрасно понимаешь, что тебе было бы куда спокойнее распылить немногочисленных мусульман по всей империи, так чтобы они не были даже небольшой сплочённой силой. А как раз прибрежные земли стоило бы плотно заселить христианами на случай внешней исламской агрессии. Потом всерьёз заняться обращением распылённых мусульман в христианство. Не все на это поддались бы, но многие и полагаю даже, что большинство. Ты мог бы добиться почти полного исчезновения ислама со своей земли. Ты всё это понимаешь. Но ты этого не делаешь. Почему?
– Потому что для меня важна твоя душа, а не твоя покорность, Измаил.
– Ну хорошо, моя душа – твоя. Но вот я женюсь, у меня будет сын. И у тебя будет сын. Мой сын унаследует Эмираты, твой – Империю. Наши сыновья уже не будут боевыми товарищами. Мой сын уже ничем не будет обязан твоему. И он начнёт копить силы против христиан. Потому что ислам без газавата, всё равно, что мусульманин без бороды.
– Ты советуешь мне всё-таки не создавать Объединённых Прибрежных Эмиратов?
– Я знаю, что ты не передумаешь. Я просто хочу тебя понять.
– Измаил, у нас ещё есть время на то, чтобы понять друг друга, и на то, чтобы воспитать наших сыновей во взаимном уважении, и на то, чтобы вернуть газават на путь, указанный пророком Мухаммадом, обратив его против безбожников, а не против христиан.
***
Епископ Пётр, ставший патриархом Имперской Церкви, слепой и безногий старец, сидел в своём переносном деревянном кресле. Он поселился в крохотной комнатке монастыря святого апостола Фомы на вершине апостольской горы. В монастыре теперь было мало монахов, множество помещений пустовало, патриарху предложили занять просторные апартаменты, но он выбрал эту маленькую комнату, в которой жил к тому же вместе со своим келейником. Сейчас, когда к патриарху пришёл император, келейнику пришлось удалиться.
– Благословите, ваше святейшество, – дрогнувшим голосом сказал Дагоберт. Патриарх был единственным человеком в империи, перед которым он робел.
Патриарх благословил императора и тихо бесстрастно спросил:
– Что вы надумали по поводу Церкви, ваше величество?
– Церковь будет свободной. Она не станет государственной. Отношения между Церковью и Империей будут строится, как между двумя самостоятельными равноправными силами. Человек состоит из тела и души. Империя примет на себя попечение о телах подданных, Церковь – об их душах. Но человек един, и власть тоже будет единой. Двуединой.
– Значит, я в делах церковных буду таким же полноправным государем, как и ты в делах светских?
– Да.
– Уважил старика. Шутка ли сказать – государем стану.