Эну Нибиру закатил глаза, проклиная про себя тупость наместника, но взял себя в руки.
— Мой князь, их серебро не бесконечно, они купят еще доспехи, оружие иконей. И они пойдут воевать. Куда они пойдут? Где лежит больше всего серебра?
— У вас в храме, конечно, — хохотнул наместник. — Великий бог Иншушинак испепелит святотатца. — До наместника стало доходить. — Но, для них же он злой демон….
— Вот-вот, — хмуро сказал жрец. — Испепелит. Всех испепелит, до единого. Готовьте город к обороне, наместник. Наши неприятности только начинаются.
Глава 22, где Макс узнает, как выглядит триумфальное возвращение блудного сына и обретает имя
— А когда ты последний раз был дома, мой князь? — начал разговор Макс, скача рядом с Ахеменом.
— Да лет пять назад, — сказал тот.
— Тогда нам нужно организовать торжественное прибытие, — заявил Макс.
— Ты это о чем?
— Ты уезжал отсюда нищим парнишкой на дрянной лошадке и с одним луком. Так?
— Да, прямо вот так и было.
— А теперь ты кто? Командир сотни всадников, вооруженных так, что царский отряд Ассирии обзавидуется. Да которые только что полную тысячу расколотили и из их голов пирамиду сложили. А про пирамиду эту, поверь, весь Элам через неделю знать будет, а купцы еще дальше разнесут, и переврут вдобавок. Разве ты и твои воины не достойны того, чтобы вас встречало все племя, а ваши уважаемые отцы гордились вами?
— Конечно, достойны! — загорелся Ахемен.
— А разве ваши соседи не станут завидовать, когда воины на их глазах засыплют подарками отцов, матерей, сестер и всю свою родню?
— Да они слюной подавятся! — Ахемен пришел в полный восторг.
— Значит, переодень кого-то из воинов в обычную одежду, посади на старого коня, пошли его домой и передай, что сотня прибудет на закате послезавтра.
— Да мы уже завтра там будем.
— Должны все узнать, передать соседям, обсудить. Потом все скажут, что это не стоит внимания, и все до одного придут. Там же скука смертная.
— Точно. У нас из развлечений только свадьбы и похороны.
— И вот представь, приезжаешь ты, весь в бронзе. — Макс хотел сказать «весь в белом», но белый тут был цветом траура, поэтому идиома была не к месту. — Ни на кого не смотришь, кланяешься отцу, даришь подарки матери и сестрам, а потом то же самое делают твои воины. Но только после тебя. Потом вечером пир, и ты там тоже что-то всем даришь.