– Заходи, заходи, – улыбнулся отец.

– Чай будешь? – кивнул на стол Вань.

– Не откажусь.

– Осторожно, горячий, – предупредил отец.

– Бери сахар и лимон, – добавил Вань.

– Спасибо, – улыбнулся Андрей, наблюдая, как старый учитель подвигает к нему блюдечко с нарезанными дольками лимона.

– Давай, налегай. Чай не пил – какая сила? Чай попил – совсем ослаб, – пошутил китаец.

Долгая дорога подходила к концу. Натруженное железо рельсов жёстко и надсадно скрежетало под колёсами запыленного железнодорожного состава. За поворотом показались очертания Владивостока.

– Пора складывать вещи, – поднялся отец, – подъезжаем.

Андрей вернулся в купе, собрал вещи и в ожидании остановки присел на диван. За закопченным окном жёлто-зелёный приморский пейзаж сменился мельканием зданий. За ними показалась гигантская поленница дров и перекрыла весь вид. Но вот она закончилась, и на небольшом одноэтажном здании мелькнула вывеска «Седанка». Следом проплыл беленький домик станционного обходчика и потянулась череда городских дач.

Раздался протяжный гудок паровоза, и пассажирский состав, огибая берег Амурского лимана, устремился к дымящему многочисленными трубами городу. Впереди показалась бухта Золотой Рог. Хоть и считалось, что Владивосток находится на одной широте с Ниццей и Флоренцией, но свежий ветерок и остатки заблудившихся в бухте льдин говорили о недавно прошедшей здесь неласковой зиме.

Подвинувшись к окну купе, он с большим интересом разглядывал хорошо узнаваемые очертания родного, но совершенно неизвестного города.

Владивосток пробуждался от зимней спячки. Живописная панорама морских лиманов, бухты Золотой Рог и собравшихся в ней кораблей притягивала и завораживала. Вот лениво покачивается у причала ледокол «Надёжный». Оттрубив зимнюю вахту, он остался безработным и теперь отдыхал до следующего ледостава. На чистой воде рейда виднелась громада транспортного судна добровольческого флота «Херсон». Чуть мористее расположились скуластые глыбы военных кораблей. Выкрашенные в викторианские цвета[26], они выделялись на ослепительно сияющей глазури волн Восточного Босфора, как нарядные барышни на променаде.

– Что ж вы корабли как попугаев раскрасили? – с осуждением подумал Андрей, – не корабли, а мишени. В море белые корпуса и жёлтые трубы видны за двадцать миль, стреляй – не хочу. В серый цвет нужно красить! В серый! Ну да сами разберётесь, когда жареный петух в одно место клюнет. Переубеждать бесполезно, – вспомнил он недавний спор с соседом по купе, молодым и горячим флотским офицером.

Вагон, громыхнув стальными катками, резко качнулся, сбивая Андрея с мысли о кораблях. Колёсные пары рвано застучали на стыках переводных стрелок, и запылённый микст[27], полмесяца назад покинувший Москву, окунулся в прохладную синеву морских лиманов. Паровоз катил к вокзалу, свистом паровозного гудка возвещая дальневосточную столицу о своём прибытии.

Проводники начали обходить вагоны, собирая чаевые и рекламируя местные гостиницы:

– Дамы и господа! Не стоит спешить. Поезд дальше не идёт! Конечная.

Рекомендуем гостиницы для приезжих: «Тихий океан» с хорошей ресторацией, женским хором и тропическим садом, гостиница «Европейская» с цыганским пением и приличной кухней, номера «Гамартели» с оркестром румынских скрипачей…

Поезд ещё раз качнулся и заскрипел тормозами. Приехали.

Владивосток – конец и начало Великой России. Как там говорил классик: «А дальше только океан, великий и грозный, по ошибке названный Тихим».