Мы оба рассмеялись.

Из её причёски вдруг выбился локон. Не удержался и взял в пальцы упавшую ей на плечо золотистую прядь волос. Оливия замерла и выжидательно посмотрела прямо мне в глаза.

— Если бы не артефакты для волос, то я вечно бы ходила растрёпанная, — прошептала она.

Я выпустил из пальцев мягкую шелковистую кудряшку.

— У тебя красивые волосы, хотел бы увидеть их распущенными, — слова вырвались сами собой, но я не стал жалеть о них и говорить что-то ещё, желая прикрыть правду ложью.

Вдруг я явственно представил себе, что моя рука лежит у неё на подушке, удерживая золотую волну разметавшихся прядей. Воочию представил себе наготу Оливии… Как же это было бы прекрасно!

— Мне ваши волосы тоже нравятся… — вдруг произнесла Оливия шёпотом своё тайное признание. — Давно хотела к ним прикоснуться…

Она снова перешла со мной на «вы». Такие перемены происходили в моменты её сильного волнения. И мне нравилось её смущение. Яркая и смелая, но при этом её так легко было смутить.

С опаской глянул в её замечательные глаза. Воздух вокруг нас вдруг сгустился и стал тяжёлым.

Я встал с кресла и пересел к ней на диван, чтобы разделяющий нас коктейльный столик не мешал более интимному общению.

Оказавшись рядом, окружающий мир словно исчез. Я перестал замечать, где нахожусь — больше не было веранды. Прекрасный сад угас по сравнению с красотой Оливии.

Я не мог бы с уверенностью сказать, кто из нас придвинулся друг к другу ближе, хотя подозревал, что это был я. Оливия находилась очень близко, подол её платья касался моих ног. Её удивительные глаза стали просто огромными, а губы приоткрылись.

Она несмело прикоснулась ко мне, пропустила между тонких и длинных пальцев пряди моих волос и произнесла чуть хриплым голосом:

— Такие мягкие…

Оливия Чантервиль

Я не понимала, что изменилось между нами, но перемена произошла молниеносно.

В немом ожидании я смотрела в завораживающие глаза Тёрнера, на его чётко очерченные губы. Его губы — соблазн. И было бы истинным блаженством поцеловать эти губы.

Коснулась, наконец, его тёмных волос и поразилась их шелковистости.

— Такие мягкие… — произнесла я вслух. Голос мой стал хриплым.

У Джона потемнели глаза. Он коснулся указательным пальцем моего подбородка и, приподняв лицо, сказал: