— Что бы сдохла в муках, сука, — прохрипел Вампа, глядя на меня. — Чтобы у тебя не было никакого посмертия, и ты вечность…

Договорить он не смог. Палач потянул рычаг и люк под ногами Вампы опустился, заставив его повиснуть в петле. Несколько минут ожидания, и лицо казненного налилось смертельной краснотой, а тело перестало конвульсивно подергиваться.

В подсказке Вампы появился череп на месте свечи — а она была едва наполовину сгоревшей. Но казненному все равно, какое у него было здоровье, убийство есть убийство, смерть есть смерть.

Игра не сообщила ничего. Значит, действительно был непричастен к убийствам моего отца и Амира Като. Или игра считает, что доказательств недостаточно и не засчитала исполнение задания.

Тело сняли под одобрительный гул толпы. Подкатилась моя телега, и палач с Никко уложили на нее бездыханный труп.

— Госпожа Аджаи, казненный переходит на ваше попечение, — сказал секретарь суда. Все правильно, Вампа же заключил со мной договор, и я обязана похоронить его со всеми почестями.

Повозка тронулась.

А я отправилась в собор, нужно посетить службу. Большего я не успею. Мне придется положиться на Ворона, что он загонит моих существ в часовню, и они не разложатся на жарком летнем солнце.

В соборе было людно. На стенах развешаны курительницы, исходившие дымом благовоний. Все ряды заняты, в самом первом устроились высшие чиновники города, сверкая должностями.

Я встала за спинками лавок последнего ряда и оглядела толпу. Сегодня что, какой–то особенный праздник? Присутствовала почти половина списка гербовых: герцог Сенье с женой, все три тела церковников, Нуартье под ручку с каким–то мужчиной из серых, Ши Сюэсинь со своей парой, Хавер Форжерон с сыном, и даже Милисента! От надписей с названиями должностей просто рябило в глазах, казалось все три высших отдела городской чиновничьей иерархии не поленились встать с постелей в шесть утра и прийти сюда.

Ожидалось представление.

Чинно сложив ладони перед грудью, я зашептала вслед за отцом Енохом слова заутрени. Мерный ритм молитвы успокаивал, речитатив заставлял вдыхать и выдыхать с одной и той же скоростью, постепенно вводя в транс. Священник же, как искусный дирижер, направлял молящихся, заставляя подчиняться его словам, глядеть только на него, слышать и видеть только его.

Вот он поднял руки в последнем благословении и, возвысив голос, словно в откровении, пророкотал:

— Истинного говорю я вам, эта женщина грешна и должна покаяться перед Богом!

Я сделала шаг назад, готовая бежать прочь, но отец Енох только бессильно зыркнул на меня и указал на Милисенту! Можно было почти услышать, как падают счетчики отношений к ней. Похоже, теперь ее будет ненавидеть весь город, как меня буквально на днях.

И вправду. Сидевшие рядом с ней люди чуть отодвинулись, словно ее грехи были заразны, и они не хотели получить такое же клеймо.

Я чуть выдохнула. Пакт о ненападении все–таки работает, хоть и не радует его участников.

Проповедь закончилась, но народ не спешил расходиться.

Я повернулась к выходу. И едва не уткнулась носом в грудь одного из выстроившихся шеренгу людей в белом с золотыми нашивками. Пропускать меня они, похоже, не собирались.

Со стороны алтаря раздалось цоканье сапогов по каменным плитам пола. Шел один человек. Я обернулась. И посмотрела прямо на приближающегося герцога Сенье. За ним с первых мест поднялись остальные аристократы и чиновники, но подходить они не стали, а только глядели на нас. Адам, Савел и Енох отошли к дверке, ведущей в рабочие помещения собора, и даже не попытались остановить происходящее. Ну да, предел у пакта о ненападении все же есть.