У меня тоже было много дел.

Я поплелся по лестнице на второй этаж. До сих пор все было неясно, я ничего так и не вспомнил. Но кое-что отличалось от того момента, когда я спускался по этой лестнице — обстоятельства, которые, как мне казалось, совсем не относились к делу и которые я попросту не замечал; зацепки, которые я игнорировал. Все они стали складываться воедино, словно указывая на что-то. Я оказался перед закрытой дверью, от которой мне нужно было найти ключ. Ключ от двери в воспоминания, которые напрочь испарились из памяти. Я совершенно не помнил, что произошло за два с половиной часа между полуночью и половиной третьего.

Я снял куртку, повесил ее на стул и сел за стол, на который положил пакет с пирожками и жемчужную сережку, которую держал в руке. Уже несколько сотен раз я прокручивал в голове слова хозяина пирожковой. Самая простая сережка с жемчугом.

Я вспомнил отрывок из газетной статьи, заставившей меня отправиться в пирожковую «У Ёни».

Полиция предполагает, что скорее всего женщина была убита, поскольку на ее теле обнаружены повреждения, нанесенные острым предметом.

Я открыл ящик стола и достал оттуда бритву. Когда я раскрыл ее, раздался дрожащий голос мамы.

Ты…

Ючжин, ты…

Ты не должен жить.

Мне было тяжело думать. Я не понимал, с чего начать. Мне вообще было ужасно страшно что-либо делать, потому что каждый раз, когда я пытался, мое тело сковывало еще больше. Мне казалось, что тогда я провалюсь в ад, который видел перед тем, как ушел из дома. Может быть, мне было лучше ничего не делать, а просто ждать.

Вдруг я понял, как сильно устал. Усталость накинулась на меня, как стая голубей в парке. Мне очень хотелось упасть прямо сейчас в кровать. Хотелось ни о чем не думать и поспать — хотя бы немного, — пока этот хаос не закончился катастрофой.

Я закрыл глаза и, надавив пальцем в самую середину лба, громко вздохнул, почти застонав. В мире есть такие вещи, от которых бесполезно отворачиваться и которые нельзя изменить — рождение, твои родители и события, которые уже произошли. Так-то оно так, но я не хотел стать реактивным самолетом, который летает, опираясь на навигацию предположения. Я хотел, по крайней мере, вернуть себе последнее право — право на свою жизнь. Независимо от того, как закончится эта ужасная история, я хотел бы решать свою жизнь сам. Для этого я должен был собрать последние силы и сделать все от меня зависящее, чтобы любым способом отыскать два с половиной часа моей жизни, скрытые во тьме.

Я положил бритву рядом с сережкой. Из ящика я достал остальные предметы: плейер, наушники, ключ от двери на крыше, ключ от машины… Внимательно осматривая, я потрогал каждый из них и открыл мамину тетрадь. Похоже, других путей, кроме как начать с этой тетради, у меня не было.

Я пролистал записи с первого до последнего листа. Их было намного больше, чем мне показалось в первый раз. Между некоторыми страницами были вставлены синие разделители, на края которых были приклеены стикеры с годами — с 2016 по 2000‐й. Записи шли в обратной последовательности… 2016, 2015, 2014… Внутри каждый раздел был разбит по месяцам, которые тоже шли в обратном порядке. Декабрь, ноябрь… Хронологически были записаны только подневные заметки. Например, на первой странице заканчивалось шестое декабря, и дальше через два интервала продолжались последующие декабрьские события. Записи были не регулярными. Часть дней в некоторых месяцах была пропущена, кое-где вообще описывалась лишь пара дней, иногда пропущены были и целые месяца. Некоторые дни описывались детально и занимали две-три станицы, а некоторые — лишь парой фраз. Мама использовала для дневника не обычную, а специальную тетрадь с кольцами, куда можно было вставлять листы. Преимущество ее заключалось в том, что записи за определенный месяц или год можно было легко достать, как карточку из библиотечного каталога.

Первая запись была сделана шестнадцать лет назад — 30 апреля 2000 года. Она начиналась со следующих слов:

Я перелистнул назад. Последние записи относились к декабрю 2016 года — всего три дня: 6, 7 и 9 число. Они были также про меня. Если и в середине дневника рассказывается обо мне, то эту тетрадь можно назвать «Записями наблюдений за мной». Мне стало страшно, хотя я ее даже не прочитал. Почему ей понадобились эти записи? Чтобы подробно, ничего не опуская, передавать мои слова и поведение своей сестре? Или по какой-то причине было так необходимо сохранить все это в письменном виде?

Я вернулся к записям декабря 2016 года.