За спиной послышался странный звук. То ли царапанье скребущейся о пол деревянной палки, то ли скрип пустых качелей, раскачивающихся на ветру. Или все вместе. Я поднялся, подошел к стеклянной двери на террасу и раздвинул жалюзи. Уже стемнело, и под навесом горел свет. На качелях сидела мама, словно присела немного передохнуть от работы. Пальцы скрещены, руки на животе, голова откинута назад к спинке. Она смотрела на темное небо. Каждый раз, когда морской ветер раскачивал качели, полы ее белого платья развевались, словно порхающие бабочки. Босые ноги скребли по деревянному полу. Рана под подбородком зияла страшным красным цветом и смеялась, как Джокер.

Ты в самом деле не помнишь? — спросил Джокер. Убеждая себя, что это галлюцинация, созданная в моем мозгу, я громко сказал:

— Ты о чем?

Ты же тоже это видел.

— Что? Когда? Где?

Как и всегда, разговор с галлюцинацией закончился молчанием со стороны видения. Зато вместо этого я вспомнил странные образы, которые я нечетко, но видел, открыв глаза ранним утром. Фонари, горящие желтым светом, темная тень реки, которая вихрем неслась внизу под моими ногами, алый перевернутый зонт, застрявший в ветвях дерева на аллее посреди дороги, строительный брезент, развевающийся на ветру.

Я почувствовал колющую боль в затылке, словно меня ужалила пчела. Эти образы не были связаны ни с причалом, ни с волнорезом, ни с переходом. На волнорезе уличные фонари горели белым люминесцентным светом, а дорога посередине не была разделена деревьями. Рядом с волнорезом не было и строительной площадки, закрытой брезентом. За ним раскинулось море, а перед дорожкой вдоль реки стояли уже достроенные многоквартирные дома и магазины. Единственное место, где возможно было увидеть все эти образы, была дорожка вдоль реки, которая стремительно несла свои воды. Где конкретно, я даже примерно представить себе не мог, но это было и не так важно. Скорее всего эти образы я увидел до начала припадка, что со мной уже случалось.

Но я все равно сомневался. Не просто сомневался — у меня было такое ощущение, что я увидел дорогу, ведущую в ад. Зловещая интуиция сжимала меня в кольцо. Реалист тараторил в голове, словно дятел. Ты уверен? Бессмысленные образы, промелькнувшие у тебя в сознании после пробуждения, возникли просто так, сами собой? Может быть, в них и скрывается то, от чего было «холодно, страшно и ужасно», как и сказал призрак мамы. А может быть, ты тоже это видел? Вдруг я вспомнил доносившуюся откуда-то из тьмы песню, которую пел мужчина.

Мне казалось, что хаос в голове все увеличивался. Я не мог найти ни одного ответа, а вопросы все наваливались и наваливались на меня, как куча металлолома. Я закрыл жалюзи и рухнул на стул. Вдруг что-то острое впилось мне справа, во внутреннюю часть бедра. Я засунул руку в карман и достал вещь, про которую забыл. Жемчужная сережка. И сразу вспомнил звук, который тоже забыл. Звук катящегося по мраморному полу прихожей предмета, выпавшего из кармана куртки. Цзинь…

Я положил сережку на стол и открыл свой сотовый. Вышел в интернет и в поисковой строке напечатал ключевые слова.

Появилось сразу несколько новостей. Я открыл первую ссылку от агентства «Ёнхап».

Остальные статьи особо не отличались по содержанию, словно все они просто переписали пресс-релиз, в них совпадали не только слова, а целые предложения. Из них можно было выделить четыре основных факта: имя убитой, ее адрес, указание на телесные повреждения и место обнаружения трупа. Я сразу вспомнил пирожковую «У Ёни». Может быть, ее хозяин знает больше подробностей — какие-нибудь детали или обстоятельства, при которых обнаружили труп.

Пирожковая — уличная лавочка, располагавшаяся у волнореза возле перехода, через который можно было въехать во второй микрорайон. Подальше, на расстоянии нескольких метров, была спиральная лестница, которая вела вниз на небольшую заправку. На ней был только один магазинчик, но днем там было довольно оживленно. На причале, который находился на уровень ниже заправки, толпились люди, собиравшиеся сесть на паром. Это была большая весельная лодка, которая перевозила туристов и курсировала между волнорезом и морским парком архипелага Кундо. Паром пользовался большой популярностью. По выходным очередь доходила аж до волнореза, поэтому пирожковая «У Ёни» находилась на «золотом месте» города Кундо. Здесь проходили люди, поднимающиеся с причала, велосипедисты, катающиеся по велосипедной дорожке, и жители второго микрорайона. Хозяин пирожковой со всеми здоровался и со многими был знаком, поэтому знал обо всем лучше, чем камера видеонаблюдения, установленная на светофоре. Думаю, именно по этой причине сегодня он пользовался бешеной популярностью. Его расспрашивали не только полицейские, но и все, кому, как и мне, были любопытны подробности.

Я надел спортивные штаны и синюю куртку, которую носил всегда, когда занимался спортом. Завершая спортивный образ, я накинул на шею полотенце, в карманы положил сотовый, карточку-ключ от подъезда, купюру в пять тысяч вон и сережку. Настольные часы показывали 6:07.

Бегом я спустился в гостиную. Если поторопиться, можно успеть до возвращения Хэчжина домой. Прежде чем положить жемчужную сережку маме на стол, как я и пообещал Хэчжину, надо было сперва кое-что проверить. Я должен убедиться, что между звуком катящейся сережки и «чем-то», что видела и о чем писала мама, нет никакой связи. Не было никакой гарантии, что хозяин пирожковой скажет мне именно то, что я хотел услышать, но на данный момент он был самым надежным источником. В любом случае, если мне повезет, лучше самому спуститься к причалу и все осмотреть.

Я достал из обувного шкафа белые кроссовки, в которых я всегда бегал, и сел в лифт. Когда я вышел из подъезда, я перешел на быстрый шаг, почти на бег. Наши многоквартирные дома были окружены забором, выйти с их территории можно было через трое ворот: главные, выходившие к центру микрорайона, где активно велись строительные работы, задние, ближайшие к дому 206, где находилась наша квартира, и боковые, которые располагались между задними воротами и домом 208 и выходили к прогулочной дорожке за начальной школой Кундо. Как и вчера, с этого места я пошел медленнее.

От боковых ворот до перекрестка, где пересекались дорога, идущая вдоль реки, и променад, было примерно пятьсот метров. От этого места до перехода у волнореза было около полутора километров, а до входа в морской парк — около пяти. Прямо у входа начинался мост, соединявший остров с материком и протянувшийся на километр до смотровой площадки «Млечный путь». Четыре параллельные дорожки очень подходили для бега. А на отрезке от волнореза до смотровой площадки была даже велосипедная дорожка. Поэтому ранним утром и вечером здесь всегда было очень много людей, прогуливающихся или ездящих на велосипедах. Я был одним из них.

С тех пор как мы переехали в этот город, я регулярно занимался бегом. Бег был для меня сродни плаванию, когда надо приложить все силы и достигнуть цели. К тому же во время пробежки можно было наслаждаться и рекой, и морем, поэтому было не так скучно. Но больше всего мне нравилось, что в это время мое сердце билось с силой свирепого льва. В обыденной жизни такого со мной не случалось. Я и простых-то эмоций не испытывал — волнения, напряжения, беспокойства и других чувств, бросающих в адреналин.