– Я офицер запорожской кавалерии, захворал в походе и еду к вам подлечиться.
– Вот это дело! Еще одна шашка, к тому же командирская, нам только на руку. Я Иван Компаниец, начальник конной сотни.
Рассказываю ему, что у меня письмо атаману, заодно выясняю, в монастыре ли тот.
– Нет, атаман живет в Мельниках. Я сейчас буду у него, могу передать. А вы езжайте дальше. Скажете и вам дадут теплое помещение и всё, что понадобится. Фельдшер наш покуда тоже в селе, зато есть одна старуха, монахиня – трех докторов стоит. Спросите моего помощника Андрия Чорноту. Только ничего не подумайте, если он вас не слишком любезно примет – такая у него натура. А так, не парень – золото. Я вернусь послезавтра или дня через два, есть одно дельце на Побережье.
Беседуя, я не мог отвести от него взгляда. Классическая красота: правильные черты свежего лица, густые – как нарисованные – брови; пылкие черные глаза, ласковые и смелые, изящный разрез рта. Стоило ему улыбнуться и казалось, что это молодая женщина, ради шутки прилепившая себе черные усики.
Отдав ему пакет, пускаюсь в путь. Километра через три дорога резко поднимается вверх. За поворотом мелькает купол, потом между деревьями проступают высокие валы и дома за ними. Налево идет тропа, которая дальше взбирается на вал чуть ли не под прямым углом. Не знаю, что делать. С вала раздается свист – какая-то фигура в черном машет мне рукой, указывая, чтобы ехал прямо. Еще один изгиб дороги и сквозь проем в валу подъезжаю к воротам, за которыми уже двор монастыря.
Между церквами и домами[59] ходят сестры и казаки в шинелях и черных жупанах. Старенький поп, тихо смеясь, отражает атаку здоровенного пса, норовящего лизнуть его в лицо. Увидев меня, пес опускается на четыре лапы, стоит в нерешительности – словно думая, лаять или нет – и возвращается к своему занятию.
Спрашиваю первого встречного казака, куда мне можно поставить лошадь.
– Так это у Бондаренко[60]. Гриб[61] домой уехал, так что он теперь за хозяина. Вон там, в амбаре.
Поворачиваю туда. На порог как раз вышел человек типично офицерского вида, с бородкой и в пенсне с одним стеклом. (Второе разбилось, а вставить новое в Холодном Яру было не у кого.) Это и есть хозяин. Называюсь и объясняю ему, в чем дело.
– Василь! Забери жеребца на конюшню, и пусть там присмотрят, – говорит он одному казаку.
Мимо нас пробегает какой-то сорванец в черной свитке. Бондаренко его придерживает.
– Ты-то мне и нужен, Ивась. Вы с Петром в той же келье?
– Ну да.
– Тепло у вас?
– Еще как! Если натопим, одетым и не усидишь.
– Тогда собирайте манатки. Кровать одну оставьте. Я тебе дам сейчас постель, застели её, топи хорошо и ухаживай за этим больным офицером.
– А вы мне обещали пистолет!
– Ладно. Мы тут пригрели двоих мальчишек, – рассказывает хозяин. – Отцов красные убили в том году, так семьи всем миром поддерживаем, а этих живчиков никак не прогонишь. В казаки хотят.
Через полчаса я лежал в теплой постели и дряхлая монахиня натирала мне опухшую ногу каким-то бальзамом. Потом натерла и грудь, напоила горячей травяной настойкой.