Разговор был закончен.

Фанк подкашивал колени, выманивал на площадку для танцев чокнутых недоносков того и другого пола, хотя в бесформенно-вибрирующей толпе большинство составляли именно бесполые. Невозможно было заметить никакой разницы, они перемещались из угла в угол, от сепаре до сепаре, от зеркала к зеркалу, от одного знакомого возле стойки до другого, как зеленые мухи над выгребной ямой. Мне на это было плевать, бас и стробо были на моей стороне. Титус контролировал ситуацию, прогуливался туда-сюда в своем стандартном «гостеприимном» настроении, то погружаясь в волны толпы на подиуме, то замирая как статуя рядом со стойкой в ожидании того, что к нему обратятся. Чем больше вечер превращался в ночь, тем меньше становилось посетителей, вялые и выжатые, они тянулись наружу как тонкие струйки дыма. Спид и стонд[22] способствовали окончанию развлечений. Правда, для кого как. Титус пустился в более чем откровенный разговор с одной из оставшихся шлюх. Где-то этой ночью проходила вечеринка, и персонал торопливо прибирался в опустевшем клубе. Нужно было собрать бутылки и окурки, помыть стаканы и пепельницы, пересчитать и записать выручку и реализованную выпивку, по видам. Пока подметальщики и подтиральщики убирали грязь и наводили блеск на все то, что загадили гламурные посетители, я обдумывал, а не проделать ли мне это прямо при них. Пожалуй, выбора у меня не было. Я предполагал, что Титус вооружен, мне уже приходилось видеть как он, выебываясь, кичится своим «глоком». Значит, мне нужно приклеиться к нему, чтобы он не успел вытащить своего любимца. Я подойду к нему как ни в чем не бывало, без всяких ужимок попрошу уделить мне секунду внимания, отведу в сторону, как можно ближе к выходу и тут шепну то, что просил передать ему Барон. Так я и сделал.

Прозрачно-серые глаза тупо уставились на меня, он не въезжал, какого хера я тут несу. Но я не дал ему времени придти в себя. Мой аргумент опередил его ненависть. Я не знал, где он держит свой пистолет, чтобы узнать, пришлось свалить его с ног. Я запихнул кулак ему в глотку, до самого желудка. Я молотил его как сумасшедший. Я молотил его так, как будто оттягивался в первый раз. Я молотил его и молотил, бешеный от того, что мне приходится доказывать всей этой сволочи свою цену. Они, онемев, застыли и только пялились. Всем было понятно, что за этим шоу стоит Барон. Титус даже не успел выругаться, он рухнул и теперь целовал только что помытый пол. Он извивался и отпыхивался словно дуя на одуванчик. Его расквашенный нос расцвел, кровь заливала рот, текла по подбородку и шее, желтая футболка «Гэс» намокла. Одной рукой я обыскивал его, другой сжимал его горло. «Глока» не было. В тот вечер он его не взял. Твою мать, он действительно был ненадежным человеком.

Его шея была мокрой от крови и пота, мои пальцы скользили, и я сжимал его все сильнее и сильнее, вены у меня на руках вздулись и позеленели. Я стоял коленями на широкой выпуклой груди Титуса, чувствуя, как колотится его сердце. Его руки и ноги стали вялыми, но по-прежнему подергивались. Я должен был следить, чтобы ни одна часть его тела не оказалась вне моего контроля. Я нервничал из-за того, что не дал ему возможности ответить мне. Поэтому заставил себя улыбнуться — неуместное веселье может деморализовать.

«Титус, веди себя хорошо. Сейчас я думаю о тебе. Ясно?». Он хрипел, стараясь вздохнуть. Ему ничего не было ясно. «Давай, поднимайся. Барон будет недоволен, если мы опоздаем». Титус страдал, но ужас еще не успел проникнуть в его мозг. Тем лучше для него. Он приподнялся, ощупывая нос, зубы, ребра. Для Барона осталось еще достаточно. «Шагай», я подтолкнул его к выходу. «Часовой у ворот» едва держался на ногах. «Пусти меня хотя бы умыться», взвыл он. «Платок у тебя есть?», спросил я с гадливостью. «Нету», пробормотал он сломленным, потрясенным голосом. «Дайте ему что-нибудь вытереться», крикнул я рептилиям, которые в неоновом свете ползали как ящерицы. Ему бросили полотенце, которым вытирали руки и стаканы. «Пошел», приказал я, «на улице приведешь себя в порядок». Когда мы вышли, он обратился ко мне по имени. Я дал ему в зубы. И прошипел: «Молчать». Зеленая «вектра» блестела в свете луны. «Садись и езжай прямо в «Фан Хаус». Попробуешь сделать глупость — Титусу конец». Он был раздавлен настолько, что даже не думал сопротивляться. Я засомневался, в состоянии ли он держать руль. Но это была его проблема, а не моя. Я впихнул его в машину, а сам быстро уселся на заднее сидение. Прежде, чем он успел завести, я схватил его за шею. «Правую руку с ручки передач не снимать!». Я ослабил хватку, и мы тронулись. Это была неспешная ночная поездка без музыкального радиосопровождения.

«Фан Хаус» находился на краю города, в асфальтированной части квартала Бурлан. Снаружи он походил на брошенный ангар, в котором складируют мусор, не подлежащий отправке на свалку. Внешний вид соответствовал слухам. Вокруг стояли лачуги, огражденные деревянными изгородями или кустами, которые защищали их от дождей и ветра. «Ты хорошо справился с заданием», сказал я Титусу. «Ты тоже». Его голос звучал примирительно. Думаю, он примирился с судьбой, но не со мной. Судьба поджидала поблизости, за обшарпанными бетонными стенами. Я постучал, готовый использовать «часового у ворот» в качестве отмычки. Не понадобилось. Появился косоглазый тип, молча впустил нас и запер дверь на засов. Скрип заржавленного железа оцарапал мой слух. Ничего страшного, я не успел расслабиться, только и всего. Первое, что я заметил, был белый «мерседес» с тонированными стеклами. В глубине зияющего пространства, за круглым «списанным» столом сидел Барон со своей выпивкой и своими людьми. Я насчитал пятерых. Вот и присяжные, подумал я, пока мы к ним приближались. Барон встал, веселые, оживленные, пьяные голоса затихли. Он всех нас держал на расстоянии, независимо от того, кто где находился в огромной пустоте «Фан Хауса». Я имею в виду, он всех нас держал на прицеле.

«Ого! Кажется, я вижу что-то похожее на Титуса», он делал вид, что пытается узнать «одного из своих», который вскоре станет бывшим. Подошел к нему, совсем вплотную. «Титус, неужели это ты?». Стал считать синяки у него на лице. «Это я», Титуса трясло так, что слова было почти невозможно разобрать. «Что это с тобой случилось?». «Ничего». Титус дрожал, склонив голову, ему некуда было укрыться от взгляда человека без лица. Спектакль продолжался по правилам святейшей канцелярии: «Кто ты такой, чтобы превращать мой клуб в рынок для наркоманов?». Ответ знали только приподнятые брови Барона. Послышалось сокрушенное заикание: «Барон, прости, я накосячил…». Покаяние Титуса прервал кулак. «Люди Барона не просят прощения», сказал твердый, бесчувственный голос хозяина. «В яму», и он изобразил большим пальцем жест, которым останавливают машину.

Титус зарыдал и стал отбиваться, когда косоглазый тип потащил его в центр помещения, где находилась смотровая яма для ремонта машин. Сейчас пришла очередь отремонтировать Титуса, который лежал на дне ямы, не переставая выть. «Встань», последовала новая команда. «Вытри слезы, на тебя люди смотрят». Титус послушался и в момент размазал слезы по физиономии. Из ямы показались плечи и голова. «Выбирай, что больше нравится, полицейская дубинка или электрический провод? Я рекомендую дубинку, она резиновая, с небольшим количеством свинца. Наша полиция такие еще не использует, если для тебя это что-то значит». Пока он так болтал, обходя яму по периметру, один из тех, кто сидел за столом, принес ему эту новую, гуманную дубинку. На вид обыкновенная дубинка, ничего особенного. «Смотри, какая», он наклонился к Титусу, чтобы показать редкий боевой сувенир, священное оружие для борьбы за светлое будущее.

«Как скажешь, Барон», проскулил Титус.

«Значит, дубинка», хозяин поглаживал черную палицу. «Что ж, разумный выбор».

Я стоял в стороне и гадал, как долго продлится экзекуция. Вероятно, и Титус задал себе этот вопрос, скорее всего, в тот момент, когда с воплем пошатнулся от первого удара. Тогда я познакомился с еще одним правилом: когда Барон наказывает своих людей, они должны стоять прямо. Яма, в известной мере, помогала стоя выдержать избиение. Между ударами Барон произносил текст, как священник, изгоняющий дьявола. Сначала я подумал, что он просто издевается и надеется приглушить стенания Титуса, но потом вдруг понял, что он очень, очень серьезно верит во все, что говорит, и хочет, чтобы я, как новый ученик в классе, принял это к сведению. «Значит ты, Титус, хочешь быть бизнесменом. Иметь свой товар. Контролировать своих покупателей». Он сильно замахнулся дубинкой, вызвав новый вопль одобрения. «Ну, что, я помогу тебе осуществить это желание. С завтрашнего дня ты дежуришь в школьных дворах. У тебя достаточно товара, чтобы снабдить всех школьников города. Если не хватает, достань. Ведь ты предал меня ради больших денег, правда?». Дубинка просвистела в воздухе и опустилась на индюшачью шею Титуса. Он отлетел в сторону и ударился головой о край ямы. Тело задергалось от новой боли. «Пеня каждый вечер будет ждать тебя в «Лимбе», ты будешь отдавать ему ежедневную выручку. Ровно в десять — нарисовался с баблом, вытряхнул из карманов все, что намолотил за день, и тут же свалил к ебеной матери. Куда угодно, только не попадайся мне на глаза. Понял?» Дубинка повторила вопрос. «В этом городе достаточно школ, чтобы вернуть долг. Я понимаю, чтобы ты исполнил свои обязательства, нужно время, но я терпелив. Терпелив потому, что знаю, эту работу ты будешь делать без процента. Или ты считаешь, что заслуживаешь какой-то доли за то, что будешь рвать задницу? Не слышу?». «Нет», выдавил из себя Титус за миг до того как дубинка пригладила его кудри. «Я справедлив, Титус, а?», Барон присел на корточки и посмотрел на него с близкого расстояния, но Титус не реагировал, его голова свесилась на грудь. «Смотри мне в глаза, гнида», Барон взял его за подбородок, стараясь не испачкаться. «Я задал тебе вопрос». «О’кей», промямлил Титус, выплюнув кровь. «Что значит о’кей?» рявкнул Барон, «То, что ты уводил мои деньги прямо у меня из-под носа? Это совсем не о’кей». Дубинка принялась разгуливать туда-сюда как барабанные палочки в руках начинающего ударника, который пытается изобразить переход. «Я тебя про другое спросил. Отвечай». Титус был готов вот-вот впасть в бессознательный транс, но последним усилием жизненных сил он заставил себя сказать: «Ты справедлив…, Барон». «Повторяй это каждый вечер перед сном, если хочешь утром проснуться», Барон выпрямился и вернулся за стол. «Отнесите его в сортир, пусть приведет себя в порядок», показал он дубинкой в сторону ямы. «И проконтролируйте, чтобы не забыл спустить после себя воду». Два типа потащили обмякшее тело куда-то в глубину. От тела воняло мочой и бензином.

Барон сел, отложил дубинку и махнул мне рукой, чтоб я подошел. Как раз в подходящий момент, а то мне уже наскучило это избиение в рассрочку. Он сделал хороший глоток хорошей выпивки. Мне не предложил. Оставил меня стоя смотреть, как он допивает свой стакан. Ну, он его заслужил.

«Намучился с ним?», загадочный оскал изучал меня.

«Все нормально», ответил я.

«Не обижайся на него», сказал он, «ему тоже нужно заботиться о своей репутации».

Я кивнул головой, переполненный пониманием: «Он немного понервничал».

Барон вытащил из-под стола пистолет и направил на меня. Я узнал его. «Ты все еще хочешь его получить?», спросил он с усмешкой.

«Конечно», выпалил я.

«А ты упрямый», он в раздумье покрутил головой.

«Тебе виднее», усмехнулся я, стиснув зубы.