«Ты и со мной не знаком», он вертел на среднем пальце свой огромный перстень.
«Да, но я знаю, что ты знаком с законом», ответил я без колебаний.
«Хочешь сказать, закон это я?», снова как бритва блеснул загадочный оскал.
«Тебе виднее», я вытряхнул вcю свою наличность. Теперь у меня не осталось ни кошелька, в котором я ее держал, ни самой наличности.
Барон закурил сигарету, выпустил облачко дыма и задумчиво посмотрел, как оно тает. Одному Богу известно, что таяло вместе с этим облачком. Воцарилась такая тишина, какая бывает только в церкви. И длилась она до тех пор, пока он не взял на мушку свою цель. Одну из целей. «Тебе, видно, моча в голову ударила, раз ты просишь меня о такой услуге». В первый раз он посмотрел на меня внимательно, по-хозяйски. Оценивая, насколько я
«Я заплачу любую цену», проговорил я утробным голосом. Мои кишки не реагировали.
«Как? Будешь у меня бесплатным диджеем?». Хорошо, тут же подумал я. Он истязает меня безо всякого жара. Я истолковал это по-своему.
«Я стану твоим человеком». Я не думал ни о нарушенных правилах, ни о загубленных перспективах. В моем плавании на поверхности содержимого выгребной ямы не было ничего драматичного. Печаль, чистая и простая печаль развеяла мой прах. Двойник исчез с неопределенной улыбкой облегчения. Я поставил себя туда, где я и находился, избавленный от самого себя. Слова теперь текли гладко, без усилий, без пауз, без судорог, без задержки.
«Слушай, я достаточно повидал таких фаршированных фазанов, которым вдруг стукнет, что они могут летать. Знаешь, чем они кончают? Падают, даже не увидев неба». Как и любая поучительная жвачка, эта, Баронова, тоже была бесполезной.
«Я не фаршированный фазан. Я — твой человек». Я как мантру повторял и повторял свою мысль: самурай это не самурай, если у него нет хозяина.
«Ты пожалеешь об этом, парень», сказал он почти приятным голосом.
«Не важно. Я готов и пожалеть, только бы вытащить мать. Я не могу допустить, чтобы она вот так кончила. Хочу, чтобы она умерла спокойно, а не в таких муках. Хотя бы это я ей должен». Почему-то именно я взял отеческий тон.
«Мне ты будешь должен гораздо больше. И свою, и ее жизнь», он перечислял, загибая пальцы.
«Я это понимаю». Я чувствовал, что нахожусь на перекрестке своей судьбы.
«Да ты просто клещ». Он выдвинул ящик письменного стола, достал бумажный пакетик и вытряхнул на ладонь несколько кусочков чего-то перламутрового, оттенком напоминающего цветок белой мальвы. «Возьми», он протянул руку в мою сторону. «Это хиландарский[21] ладан, самый высокодуховный из всех. Окади дом, чтобы там стоял этот запах. Этот аромат. Прямо православный «Кристиан Диор».
Я подошел и взял подарок. «Спасибо тебе», я неумело сыграл растроганность. «В любом случае, спасибо тебе, но я пришел не за ладаном».
Он молчал, колебался, то ли затянуться еще раз, то ли загасить сигарету. Сделал и то, и другое.
«Будь по-твоему», он наконец-то решил, что пора со мной прощаться. «Посмотрю, что я могу для тебя сделать. Да, парень, а имя-то твое как?»
«Зови меня Хобо», сказал я пароль.
«Значит так, Хобо, запомни на всю свою жизнь. Я не Красный крест. Я