Доктор Калдикотт, которая, нахмурившись, наблюдала все это, говорит:

– У нас есть основания полагать, что доктор Стернфилд скрывала важнейшие материалы для поиска противоядия, которое могло бы спасти жизнь двух сотен людей.

Офицер говорит мне:

– Так ты признаешь, что вломилась в хижину доктора после того, как обездвижила ее?

– Нет, дверь была открыта, и я…

Мама встает между мной и ней.

– Она будет говорить только в присутствии адвоката. Вы должны лучше знать правила допроса несовершеннолетних. В особенности тех, кто пережил травматический опыт.

Доктор Калдикотт открывает дверь и включает свой командный голос:

– Мисс Холлингс права. Как ее врач, я настаиваю, чтобы Эйслин дали отдохнуть. Если понадобится, я буду рада дать показания, что в ее организм были введены опасные успокоительные, и у нее есть травмы, типичные для нападения.

Офицер полиции поняла, что осталась в меньшинстве, и уходит, пообещав быть на связи. После того как за ней закрывается дверь, мама и доктор Калдикотт радостно «дают пять» друг другу.

Мне не настолько радостно. Если и был шанс вылечить меня от CZ88 так, как я этого хотела, он исчез вместе с доктором Стернфилд. Разве что в ее компьютере и колбах найдется настоящее сокровище.

После этого мне разрешают покинуть больницу. Хотя мне ужасно сильно хочется убежать отсюда, я настаиваю, чтобы мне дали увидеть Шейна и остальных, хотя уже за полночь; к черту официальные часы посещений. Останавливаясь рядом с каждым, я говорю:

– Держись, держись.

По пути домой, сквозь вздохи и слезы, мама сообщает, что в ближайшем будущем я вообще не выйду из дома. На это я могу только рассмеяться. Моя комната – единственное место, где я сейчас хочу оказаться. Думаю, мама заколотила бы двери и окна, если бы могла. Но ей не стоит беспокоиться. Мне больше не нужно убегать.