– С ума сошли! Это же танки!

– Танки в городе – легкая добыча, Джон. Увидишь, как быстро мы с ними справимся. Эй, парни! Сам только близко не подходи… Да, все хотел спросить: фотоаппарат-то твой я что-то не видел.

– Увы! – Иванов горестно развел руками. – По выходе из гостиницы я встретил цыган…

– О, цыгане – они такие. Ничего, дружище! Сейчас раздобудем тебе камеру. У русских они неплохие. Ничуть не хуже «Лейки».

Парни деловито доставали из грузовика гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Переговаривались, азартно потирая руки. Зубоскалили.

Та-ак… Вот сейчас эта хортистская сволочь просто положит враз всех наших танкистов. Офицеров, сержантов, рядовых. Подберутся, прячась за кустами… Судя по отрывистым командам и жестам, майор неплохо знает местность. Да и не только майор. Подберутся, расстреляют экипажи почти в упор. Сожгут танки. И он, Аркадий Иванов, потомок солдат Великой Отечественной, будет вот так вот просто на это смотреть? Просто и безучастно? Ну уж не-ет!

Вернулись хваткие парни. Что-то доложили по-венгерски. Довольные, ишь…

– Я тоже хочу! – Аркадий взял майора за локоть. – Дайте мне пистолет.

– Я б с удовольствием, – улыбнулся Фаркош. – Но мы обязаны вас беречь, Джон. Да и… всякое может случиться. Если вас возьмут в плен с оружием, доказывай потом, что вы – журналист. С красными не договоришься. Их надо только убивать. Что мы сейчас и сделаем.

– Тогда я… Я буду смотреть. Чтобы потом написать.

– А это – пожалуйста. Только под пули не лезьте. Я приставлю к вам охрану.

А вот это было плохо! Угрюмый усач лет сорока с МП-40 наперевес как-то не вызвал у Аркадия особой приязни: больно ловко двигался. И автомат держал правильно, по уставу, с разомкнутым железным прикладом. Видать, в молодости повоевал, гад.

Фаркош махнул рукой – часть парней тут же скрылись в проулке, а часть, во главе с майором, юркнули в придорожные заросли. Остальные – парочка бойцов плюс «американец» с «охранником», – пройдя по улочке метров сто, свернули к двухэтажному административному зданию.

Желтоватый особнячок с облупившейся штукатуркой угрюмо таращился черными провалами окон. Стекла давно выбили, и хозяйственные местные жители, похоже, сперли и рамы, да и вообще все, что можно было спереть.

Грязная мраморная лестница. Длинный темный коридор. Выбитые двери кабинетов. В один и зашли, расположились. Бойцы расставили на конторском столе бутылки с зажигательной смесью.

Иванов подошел к окну. Еще оставались рамы, а вот стекла были выбиты. Как и везде здесь. За окном как на ладони открывался вид на заброшенный сад и флигель, обшитый досками, выкрашенными давно выцветшей голубой краской. Как ни странно, все окна в здании оказались целы. Аккуратно этак закрыты ставнями. А там, где ставни распахнуты, за стеклами угадывались занавески. Во флигеле явно кто-то жил, к бабке не ходи!

Танки оказались далековато – бутылку, да и гранату, точно не добросишь, при всем желании. Зато костер и расположившиеся вокруг него танкисты как на ладони. Стреляй – не хочу. Хотя для прицельной стрельбы все же далековато будет. Ну застрелят сразу одного-двух, остальные попрячутся, дадут отпор… Эх, что ж они часовых-то…

А вот и часовой! Иванов вдруг заметил лежащее невдалеке, у флигеля, тело в черном комбинезоне. Часовой-то был! Только его сняли. Убили – умело и хладнокровно. Те самые хваткие парни, вот зачем Фаркош их посылал!

Оценив расстояние, угрюмый усач, приставленный к «журналисту», что-то бросил сквозь зубы, показывая на флигель. Понятно, чего хотел – обойти здание, подкрасться да ударить наверняка! Создать суматоху, пока остальные займутся «тридцатьчетверками».

– Эй, мистер! Видите все хорошо, да? Никуда не ходить. Смотреть. Ждать.