Доктора в Радовичах оказались неплохи. Юношу выходили, вытянулись за уши с того света. Осунувшийся, пожелтевший, с заострившимся носом и запавшими глазами, он мало походил на красавчика Данко, но был жив. Для отца и матери, хлопотавшей над постелью, этого казалось достаточно.

Пока сын не поделился планами. Юноша твердо вознамерился, как только окрепнет, идти выручать невесту. Тодор орал на непослушное чадо, угрожал запереть, отослать к родственникам в Италию или еще дальше. Но Данко упрямо твердил, что не откажется от Нелли.

И тогда купец заключил с сыном соглашение. Он помогает отыскать эту чертовку, взбаламутившую душу единому отпрыску, а тот, в свою очередь, слушается старших и, пока доктора не дадут добро, лечит свои раны.

– К чему ты это рассказал мне?

При имени невесты итальянца я уже начал догадываться, но не мешало бы удостовериться.

– Девка сказала, что ты – ее родственник, который просто не узнал ее.

– Она так сказала?

На душе стало заметно легче. Это не могло быть совпадением.

– Да. Я побывал в Гловатичах, пораспрашивал семью, в которой она жила, пока мои люди обшаривали побережье, отыскивая, куда ее сбыли турки. Там одна девка заявила, что ты, вроде бы, шептал слова песенки из ее родного края.

Старик неумело повторил что-то до боли знакомое.

– Какой песенки? Что за… – я давно уже восстановил в памяти все перипетии той встречи на узкой дорожке. – Хотя, постой… Солнышко, солнышко жгучее?

– Да! – лицо Тодора расплылось в улыбке. – Эти слова… Там еще какие-то «коле—ко», но… Я рад, что не ошибся!

– Ты знаешь, где эта девушка теперь?

Старик кивнул.

– Она теперь в гареме Салы-ага, дахия турецкого. Девочка шустрая, умудрилась весть с базарным мальчонком передать. Салы-ага нынче в Херцег-Нови. Выбрался на побережье, чтобы сборы денег проверить, да новые земли свои изучить.

Я знаком показал сторожащему пленника гайдуку, чтобы итальянцу освободили руки. Нам было о чем поговорить.