– Не раньше, чем закончится эта война. Тетушка по моей просьбе использовала связи в военном ведомстве, чтобы его отставили от службы. Но тут уж сам Клим уперся. Знакомые тетушки только руками развели, потому как заставить его уйти они не могут.

– Кто бы мог подумать, что твой Клим может оказаться таким.

– Ой, и не говори. И представить себе не могла, что мой тихоня и рохля вдруг отправится на войну. А тут… Он с каждым годом становится все жестче и ершистей. И поездка в дикую Монголию это упрочила, – не без гордости поведала Катя.

– Быть за достойным и сильным мужем – завидная судьба, – высказала свое мнение Тульева.

– Еще более завидная, если твой супруг умен и талантлив. И Клим в первую очередь из таковых.

– Согласна, – поддержала ее Анна.

– Господи, и хватает же наглости! – вдруг ни с того ни с сего презрительно бросила Катя.

– Ты о чем, душечка? – удивившись резкой перемене настроения собеседницы, поинтересовалась Тульева.

– Да вон лейб-гвардии потаскуха припожаловала, – указывая кивком в нужном направлении, пояснила Кондратьева.

Анна глянула туда и с легкостью приметила невысокую и ладно скроенную девушку в кителе и юбке. Кстати, форма была пошита у знатной портнихи и невероятно шла девушке, подчеркивая ее фигуру и женственность. Как бы это странно ни звучало в отношении военного мундира.

– А-а-а, Машенька Якина. И снова под ручку со своим капитаном. Кстати, поговаривают, что именно он сорвал с нее цветок невинности на этой их вакханалии.

– Возможно. Но это не мешает ей скакать по койкам других мужчин, – пожав плечами, парировала Катя.

Слухов относительно девиц-юнкеров и впрямь ходило множество. Одна сплетня краше другой поражали подробностями. Причем нередко случалось и такое, что они звучали совершенно противоречиво. Однако это никого не смущало. Наоборот, все диву давались, насколько же ловкими и прожженными были эти лейб-гвардии потаскухи.

Вообще-то, нормальное явление. Никто не станет защищать скомпрометировавших себя девиц. А в Павловском училище таковыми являлись все. И никто им в этом не виноват. Юнкер? Априори падшая женщина.

Иное дело представительница света. Здесь существовал целый свод правил, традиций и нравов, которые защищали репутацию крепче всякой брони. Вот посмей Катя пренебрежительно отозваться о своем муже, и Анна первой высказала бы ей свое «фи». Ты можешь думать о супруге все что угодно. Вы можете не просто спать раздельно, но пребывать в разных концах планеты и ненавидеть друг друга. Но никто не смеет выставлять свое грязное белье на всеобщее обозрение. Этого свет никогда не простит. Только уважительное отношение и никак иначе.

– Кстати, Катенька, обрати внимание на того подполковника в казачьей черкеске.

– Кто такой? Признаться, я его раньше не встречала, – изогнула бровь Кондратьева.

Лет тридцати. Высок, строен, гибок и ловок, что буквально сквозит во всем его облике. Над верхней губой – щетка усов. В правильном лице угадываются азиатские черты. От него исходила какая-то дикая и неудержимая аура человека, не способного просить, – только брать. И этот самоуверенный офицер взирал на нее едва ли не пожирающим взглядом.

– И неудивительно, – вновь пригубив шампанское, подтвердила Анна. – Как и подобает истинному воину, он все время пропадал на каких-нибудь войнах. К примеру, пару недель назад вернулся из Китая, где командовал добровольческим кавалерийским полком.

– На казака как-то не похож.