Пожалуй, в этом мире она действительно заменила мне если не родительницу, то наставницу и в какой-то степени старшую родственницу.
— Я приду чуть позже, — пообещал дознаватель, снова включая официальную версию себя. — Мне еще с моей матушкой необходимо побеседовать… о жизни. И жизненных ценностях.
Местрис Вайн проводила меня молча. Ей явно хотелось сказать многое, причем половину непечатно, но она сдерживалась ради меня. Понятно, что стоит начать обсуждать свежий рубец, и я сорвусь в истерику. Не самое лучшее начало для брачной ночи…
Помощь гадалки оказалась весьма кстати, когда пришла пора переодеваться. Сотня мелких жемчужных пуговичек на спине — отличное упражнение на терпение и выдержку.
Убедившись, что я не собираюсь рыдать и убиваться, а также не нуждаюсь в наставлениях и советах по поводу того, что делать дальше с мужем, местрис Вайн оставила меня одну.
Наконец-то.
В ожидании молодожена я успела уполовинить бутылку красного. Винишко оказалось обманчиво легким, фруктовым, с приятным терпким послевкусием. Жаль, колбаски или мяса нам не положили. Вообще о провизии супругам в первую брачную ночь не позаботились совершенно. Ну что за еда — ягоды и фрукты? Возмутительно!
Когда Уинтроп переступил порог, я как раз размышляла, сходить ли на кухню за нормальной пищей вроде копченого окорока или все-таки горничную послать, и не упадет ли она в обморок, если я потребую столь вопиюще мужской еды?
— Ну как? — вежливо поинтересовалась я, хотя степень наказания свекровушки меня не слишком занимала.
Понятно, что в тюрьму ее сын не отправит, да и за что? Ее по-хорошему и осудить никто не возьмется. Она пыталась сделать из меня приличную женщину. В ее понимании.
Да другой маг на месте Уинтропа еще и поблагодарил бы!
За то, что он рассердился, я полюбила его еще сильнее.
Мой муж каждый день старательно мне доказывал, что достоин моего доверия. Жаль, что его матушка не понимает наших отношений и чуть было все не разрушила.
— Завтра она выедет в наше загородное поместье, — вздохнув, Уинтроп налил себе полбокала, взвесил бутылку в руке и добавил мне по края.
Понимает, говорю же!
— Обратно не вернется. Я запретил ей появляться в столице, — мрачно продолжил супруг и неожиданно опустился передо мной на колени.
Дрожащими пальцами провел по краю кружевной сорочки, но, кажется, не замечал всей открытой и скрытой ею красоты. Его взгляд был прикован к моим ключицам, под которыми раскинулась алеющая воспаленной плотью печать.
— Ты сможешь меня когда-нибудь простить?
— Это же не ты сделал, — пробормотала я, растроганная до глубины души.
Все-таки любит меня мой дознаватель, ценит и понимает!