— Ну уж нет, сестрица. Только ты таким взглядом его одарила… — Даже не понял, я это сказал или Пётр. Решил опять отстраниться, давая ребенку волю пообщаться.
— Молчи! Сам посидел бы в тереме! Играешься со своими потешными, а меня позабыл! На реку не зовёшь, нового ничего не рассказываешь! Кругом меня одни старухи. Дочек бояре своих мне вовсе не шлют. Только тетка Евдокия боле по возрасту сродна, да тупа она как пробка — совсем на матушку не походит. Будто и не сестра вовсе! Матушка всё кручинится — по Кремлю скучает. Сидит с приживалками своими сплетничает. И меня никуда не пускает. Вот насилу уговорила её на луг выйти — на игры ваши смотреть.
Царь, ошарашенный её напором, виновато потупил взор. "Да, действительно Пётр забыли мы с тобой о сестре". Но не прошло и минуты, как он встрепенулся:
— Ладно, полно дуться, Наташка! Мне тоже не сладко — загонял вконец постельничий!
Та чуть заметно улыбнулась.
— Так ты царь или не царь, повели отставить. Разве ж не хозяин ты в своих потехах?
Мысль так и поступить молнией пролетела у меня, но Пётр сам отказался от неё.
— Не можно, Наташа, сейчас уже поворотить. Невместно мне свои решения менять столь часто. А ты ведь думала домоводству учиться, чего ж не получается?
— Получится тут! Всех домашних дел только вышивание, да ткачество. Видел бы тутошний станок — просто орудие пыток какое-то: пыльно, шумно и совсем не интересно. Вышиванием все пальцы себе исколола! Крючком пробовала плести — не получается. Вязание скучно. Бабки всё пристают со своими россказнями — там глупости одни. А ещё по три раза в церкви стоять, ходить плавно, говорить тихо, на людей других смотреть прямо нельзя! Одно слово тюрьма! Как представлю, что так всю оставшуюся жизнь — выть хочется. Очень я сейчас Софьины мотивы понимаю. А ты как в солдатиков играть начал, так и на завтрак к нам не выходишь и в церковь только с "робятами". Хоть по воскресеньям выходил бы к матушке.
— Бабки, сестрица, говоришь? Скучно? Так ты, Наташа, сказки записывай и собирай! — Тут я немного посуфлировал. — Вот и будет памятник тебе нерукотворный. Можешь ещё казначеев да ключников пошерстить. Инвентаризацию помнишь? — Наташа кивнула — Вот и сделай, можешь не только во дворце, но и на стройке учёт поправить.
— Бог с тобой братец! Не в мои лета этим заниматься. Царевну едва читать выучили.
— Ну, тогда готовкой вот займись. Или ты в той жизни и кулинарию не любила?
— Да нет, готовить любила и люблю, только выматывало раньше стоять каждый день у плиты. Видно прав ты, Петруша. Я подумаю, может и схожу проведать поварню. А что, тебе наскучили разносолы царские? Кормят-то качественно.
— Качественно, да больно однообразно. Мне пюре картофельное уже давно снится, да котлеты по-киевски. Давай, придумай мне их! И никто тебя торопить не будет — свободное творчество. А с матушкой коли надо — переговорю.
— Не надо, сама попробую. Это ныне не запрещено. — Она отвернулась, пытаясь опять следить за игрой. — А вот и Федор Матвеевич к нам пожаловал.
Подошёл разгорячённый от игры Апраксин.
— Ну, что доволен, Пётр Алексеевич? Видел, как Никитка в одно касание восьмерочку оформил?
— Да видел. Удар у него пушечный, только кто бы ещё ему ассистировал грамотно. Остальные так толпой и бегают. Может, надо было для начала регби вводить?
Заметив, что окружающие начали прислушиваться к нетрадиционным оборотам в речи государя, Апраксин оставил этот вопрос без ответа.
— Не сумлевайся, государь, научатся! Наталья свет Алексеевна, а тебе-то люба игра наша новая?