Глава двенадцатая

Неожиданное предложение

Как хорошо, что я сегодня так плотно позавтракал! Спасибо, дорогая хозяйка за блины со сметаной. Но все равно, когда наступили сумерки, брюхо уже выдавало такие рулады, что посторонние, верно, заслушались. Но нет, эти самые посторонние, сейчас прислушивались к бурчанию в собственных желудках.

Осмотр места происшествия мы провели. Выявили, скажем так, детали быта мещанина Двойнишникова. Жил один, проедая накопления. Соседей он не чурался, но в задушевные разговоры не вступал. Даже чета Селезневых, что была, вроде бы, ближе всех прочих, только и знала, что старик овдовел много лет назад, а есть ли у него дети, внуки — неизвестно. При них к Антипу никто в гости не заходил, да и сам старик никуда не выезжал.

Еще каких-то сведений об убитом заполучить не удалось. Во-первых, жил старик на окраине города, где, в основном, живут новоселы — крестьяне, подавшиеся в город за лучшей жизнью. Даже Селезневы, что на общем фоне кажутся «старожилами», обитают в Череповце всего десять лет. А во-вторых, сегодня, когда народ пьет, выискивать свидетелей, которые что-то видели или слышали — бесполезно. И завтра не выйдет, завтра у нас тоже праздник, а послезавтра, господин пристав отправит городовых, чтобы те походили и поспрошали и тех, кто хоть что-то слышал — скрип колес или лай собак, доставят ко мне.

Но у меня сразу же возникло подозрение, что полицейские никого не отыщут. Убийство произошло либо нынешней ночью, либо утром. Скорее — ночью.

Варвара Селезнева в список пропавших вещей добавила ложки. Не то две, не то три, не помнила. Железные, не серебряные. Еще фарфоровую солонку в виде лебедя с клювом. Соль, как я понимаю, из клюва сыплется? Возможно, пропало еще что-то из мелочи.

Итак, какие появились у меня выводы: убийца — если не близкий человек, то хороший знакомый убитого. Старик с кем попало водку не пил. Правильно делал, кстати, я вот вчера пил водку с кем ни попадя, так и влетел на целое жалованье! Даже Андрей Селезнев обижался — дескать, мог бы, хоть раз предложить и ему рюмашку. Сколько раз у него детки и баба в лавку бегали? Тут дело-то даже не в водке — Селезнев трудится на лесопилке, получает целых двадцать рублей в месяц, дети одеты-обуты, свой дом, он в казенке и сам может себе и полштофа купить, и целый штоф купить, а в уважении!

Еще, вероятнее всего, неизвестный принес бутылку с собой, потому что накануне покойный ни Варвару, ни деток в казенку не посылал. И полуштоф бы старик не стал брать.

С водкой-то вообще интересно. Антон Евлампиевич подошел к столу, взял бутылку, понюхал горлышко и авторитетно произнес:

— А водка-то не из казенки!

Я тоже, по его примеру понюхал горлышко и, уловив крепкий сивушный запах, аж крякнул, а потом хмыкнул:

— Самогонка.

— Самогонка? — переспросил пристав, удивленно воззрившись на меня.

— Ага, — автоматически кивнул я, а потом врубился, что глава первого полицейского стана не знает этого слова! Как это так? Всю жизнь в России народ самогонку гнал, а слово неизвестно? Или этот термин появился позже? Ну да, я его в литературе встречал лишь применительно к революции и гражданской войне. Опять придется выкручиваться.

— У нас в университете один профессор, которому надо лягушек препарировать, а потом их в спирт замачивать, водку экономил, — начал импровизировать я. — Университетское начальство на водку денег жалеет. Так он у себя в лаборатории перегонный куб завел, водку гнал и говорил — дескать, сам все гоню! Мы потом его так и прозвали — Самогонович. А его водку — самогонкой.

— Лягушек в водку? — удивленно спросил пристав, а тот гражданин (ну, не используют это слово, это я так, чтобы как-то обозвать мужика) от изумления хрюкнул. — Вы простите, господин следователь, но если профессора резаных лягушек в водку засовывают, так зачем им такие деньжищи платят? Я слышал — по сто рублев в месяц.

— Учатся они на лягушках, а потом других учат, —сообщил, а потом со вздохом сказал: — Еще один профессор есть, так он смотрит — станет ли собака пускать слюну перед едой.