– От чая мы бы не отказались. – Виктор уже направился к столу.

– Ну конечно, присаживайтесь, я скоро всё принесу, буквально пару минут.

Священник вышел на кухню. Через несколько секунд Даша услышала, как закипел чайник и зазвенели ложки.

– Зачем мы сюда пришли? – прошептала Даша.

– Василий Евгеньевич владеет некой информацией, нужно купить её у него.

Даша недоумённо посмотрела на Виктора, но промолчала и начала рассматривать квартирку. Небольшая комната, неаккуратно выложенная красным кирпичом, пропахла свечками. Разобранный старенький диван был продавлен посередине. В одном из углов комнатки висело немыслимое количество маленьких иконок. Свет был очень слабым, с потолка свисала одна маленькая лампочка. Из раскрытого шкафа торчали чёрные рясы. В комнате в целом было грязновато и не убрано.

Вскоре из дверей показалось старое бородатое лицо священника. Он звал на кухню.

– К чаю у меня только сухари. Возможно, они слегка чёрствые, но, если помакать в чай, будут ещё ничего. У меня зубов почти нет, я их посасываю.

Чай был разлит в стаканы, которые стояли в подстаканниках с эмблемой РЖД. Жидкость грязного цвета издалека напоминала чай. Священник уселся на один из табуретов, высыпал в миску четыре сухаря, выхватил самый большой, макнул его в чай и с удовольствием отправил в рот. Мерзкие звуки – что-то между чавканьем и причмокиванием – раздались на всю кухню. Даша к чаю и сухарям решила не притрагиваться.

Покончив с первым сухарём, священник уставился на Виктора и начал жадно расспрашивать о новостях за забором Апрашки. Сам он говорил, что не выходил отсюда уже года два.

– Ничего интересного. Бандиты напали на военных, какие-то подростки убили городских патрульных, а ещё выборы скоро.

– Если ты пришёл просить отдать свой голос за тебя, то можешь прямо сейчас встать и уйти. Я хоть официально и отстранён от церкви, но человек подневольный. За кого скажет наш митрополит голосовать, за того и пойду. Он человек праведный, ни копейки ни украл, пока мы с ним вместе служили. Правильные вещи он говорил, а я был дурак, попался-то тоже по-дурацки. Эх, перед богом я свои грехи искупил, перед ним бы теперь… Святой человек, за его словом народ-то уж точно пойдёт.

– Не для этого я тут, хотя меня совсем не радует твоя позиция. Не ты ли приполз ко мне за помощью? Я дал тебе землю, построили небольшой храм.

– Ты это делал только для того, чтоб потом я тебе что-то был должен? Так не пойдёт. Если ты веришь в бога, то ты делал это для него, для своих людей, но точно не для меня.

– Напомните-ка мне, батюшка, как церковь относится к шлюхам? – Священник перестал жевать, из-под его седой бороды показались слегка покрасневшие щеки.

– Церковь отрицательно относится к их деятельности. Прелюбодеяние – один из смертных грехов. Признаться, я принимаю шлюх у себя, они молятся, просят прощения у бога за то, что они делают. Всё-таки они тоже люди, и не всем повезло родиться в полноценной семье с достатком.

– Я знаю, мои люди часто приходят сюда, они исповедуются перед тобой и твоими помощниками в грехах. Совсем недавно я узнал, что, оба мы знаем, какой комитет, имеет у меня под носом своих осведомителей.

– И чем же простой служитель церкви может помочь? Мы не участвуем в шпионских заговорах.

– Я хочу тебя попросить докладывать мне о любых подозрительных личностях. Этот человек из низов, но при этом не новый. Он распространяет слухи через твоих попов, ты же сам знаешь, они те ещё сплетники.

– Ничего подобного я делать не буду. Все грехи, которые отпускаются перед Богом, отпускаются только перед Богом. – наотрез отказался священник.