В коридоре Управления возле 37го кабинета бродил какой-то молодой лейтенантик ближневосточной наружности. Чёрные волосы худощавого человека были коротко подстрижены, на висках и затылке выбрит затейливый узор. Ни разу не стиранные чёрная жилетка и заправленные в берцы брюки были идеально отглажены. Он топтался возле двери, разглядывая развешанные по стенам маленькие голограммы разыскиваемых людей и мутантов. Когда Арафаилов подошел к кабинету, парень устремил в его сторону любопытно-выжидающий взгляд, Фар оценивающе прищурился и зашёл в кабинет, оставив лейтенанта снаружи. Мало ли кто тут ходит?

Внутри, несмотря на настежь открытые окна, царила страшная духота. За приунывшими на подоконнике фиалками раскаленная полуденная улица звучала симфонией городских звуков. Гудели автомобили, свистели низко пролетающие элашки, кто-то периодически что-то выкрикивал, рычал или мычал. По кабинету бродила обмахивающаяся бумагами Алина, развлекая сидящего у монитора Альтома. Толоконников не дал ему долго валяться на больничном, только вот от переломанного его пользы было пусть и ненамного, но всё-таки меньше, чем от здорового. Нетопырь, плечо и спина которого были заключены в серебристый бандаж, разглядывал голографические снимки перебитых утром сатанистов под весёлые комментарии лейтенанта Гейлер.

Абдельджаффар не понимал этого нездорового интереса своих коллег к голограммам убитых. Причём страдали этим не только ушан и колли, а большинство знакомых эсэсбешников Ящера. Казалось бы, особенности профессии, связанные с постоянным участием в вооруженных столкновениях, должны были пресытить кровью и смертью существ, отправляющих других в мир иной по десятку в месяц. Однако получалось наоборот. Наснимать трупы, а затем всем отделом их разглядывать и обсуждать считалось весьма хорошим тоном. Эсэсбешники хвастались перед друг другом, насколько кровавым и нетипичным получилось убийство, а те, кто в оном не участвовал, старались перещеголять коллег в остроте и циничности комментариев. Капитан Арафаилов, достаточно хладнокровный по отношению к чужой жизни, к чужой смерти в большинстве случаев относился ещё более безразлично. Но и товарищей не осуждал, а больше ёрничал на тему их нездоровых увлечений. Для него в этот миг матёрые вояки превращались в восторженных подростков, вопящих: «Зыырь! Кровищааа! Кишкиии!» Тем самым они старались сделать смерть чем-то понятным, весёлым и смешным, обесценивая этот столь трагичный для каждого индивидуума процесс. Так как подсознание каждого поневоле ставило себя на место жертвы и мысль, что и ты, такой сильный, красивый и классный неизбежно превратишься в такую же смесь из крови, внутренностей и дерьма, наполняла разум липким безотчётным страхом, который каждый по-своему старался загнать как можно глубже внутрь себя.

Нет, жизнелюбивый рептилоид, конечно же, тоже боялся умереть, и боялся сильно. Но, в отличие от других, он не считал этот страх чем-то постыдным. Он пропускал эту мысль через себя, позволял ей овладевать сознанием. Не встречая сопротивления, она теряла свою остроту, раз за разом повторяемая, становилась скучной. И на смену ей появлялась другая: «Ну да, когда-нибудь ты умрешь. Но сейчас-то ты ещё жив, так что не трать время на переживания о неизбежном, а иди и действуй!» И Фар шёл и действовал.

К чести Алины, снимки делала не она, а Монашка, в качестве отчётного материала для мстительного господина Желтко. Старый бык был очень педантичен в таких вещах и всегда требовал доказательств. А колли просто выклянчила их у неё, пользуясь случаем. Когда девушка пошла снимать, добросердечный Чжун счёл нужным предупредить, что зрелище там непотребно для леди, потому как он одной из убитых матку прострелил. «Наш человек!» — усмехнулась Монашка в ответ и в сопровождении Тени пошла внутрь. Потом Мясу рассказали о сексуальных и садистских наклонностях девчонок но, к удивлению офицеров, он не воспылал к ним отвращением, а мечтательно закатил большие жёлтые глаза и заулыбался. Похоже «романтичный» по-своему шинизавр нашёл себе новый объект сексуальных фантазий. Сейчас над столом перед Альтомом мерцала заваленная кровавыми ошмётками комната — результат его работы.

— Я даже не буду спрашивать, кто здесь побывал, — справедливо рассудил Мазур. — Ух, какая знойная красавица! — воскликнул он, долистав до трупа растёкшейся по полу толстухи. — Это портниха их?

— У них там полная автономия была. И Ткачиха, и повариха. Точнее повар, — поясняла колли и спросила у Фара. — Кстати, я не поняла, что за дурацкие там были Гога и Мага?

— Ты что! Это были Гог и Магог! Так в ветхозаветных преданиях назывались то ли народы, нападающие на Израиль перед концом света, то ли их предводители, — пояснил капитан. — Магог у них кашеварил, а Гог, это который баран, лабораторией заведовал. Вот так вот низко пало древнее зло в двадцать третьем веке!

С бараном, кстати, ещё одна забавная история получилась. Выйдя из логова сатанистов в свет летнего утра, старшина Бао заметил валяющееся на отшибе тело и долго пытался выяснить, кто же его чуть не упустил, подозрительно глядя на Арафаилова. Тот, в свою очередь, подозрительно поглядывал на Нуаре, а олень делал вид, что подозрительных взглядов не замечает и с серьёзным видом от них обоих отворачивался. Глаз да глаз нужен был за этим высокопоставленным раздолбаем, чьи карьерные успехи зиждились на грамотном руководстве внимательными исполнителями! Арафаилов и сам частенько получал по башке и прочим органам, и на роль няньки для майора совсем не подходил.

— А вот у этих здесь «любовь»! — Альтом ткнул в монитор длинной закорючкой, именуемой пальцем, растущей на серой коряге, именуемой его рукой. Голограмма воспроизводила сцену из «Ромео и Джульетты». На спине раскинувшего ноги в чёрных трёхпалых сапогах Шайтанова, навеки замерла чёрноволосая девушка, обнимая орнитоида. От её промежности за пределы голограммы тянулась кровавая полоса. Доползла всё-таки!

Фар выглянул в окно. На другой стороне улицы, на скамейке сидел молодой доберман, смутно знакомый. Белые спортивные шорты, серая футболка с иероглифами… Точно! В «Лабиринте» в баре! Приподняв синие стёкла солнцезащитных очков, он ковырялся в голографическом экране над браслетом. Ну, сидит и сидит, работать надо было.

— Долго намерены бездельничать? — Ящер выгнал Мазура из-за стола, и полез в электронные документы. — Ты для чего здесь трёшься, Альтом? Где отчёты по филиалам «12G»? — Затем капитан повернулся к Алине. — Ты забрала из Регистрации информацию по «орфу», по взломщику тому? И чего там за парень в коридоре трётся?

— Начальник! — просветил Алину ушан и упал целым боком на диванчик, предварительно открыв папку с отчётами. — Это дома он тебе лижет, а тут ты ему изволь!

— Товарищ капитан, все всё сделали, — успокоила Алина. И действительно, досье взломщика оказалось в той же папке. — А там, забыла сказать, стажёр наш пришёл. Ещё один. Нуаре просил тебя его встретить.

Арафаилов посмотрел на неё с укоризной и пошел звать лейтенанта. Ну, вот как не вежливо получилось! Парень его ждал, а Фар перед его носом дверь захлопнул! Встав у двери, стажёр вытянулся по стойке смирно, высоко подняв свой большой нос и отрапортовал, предварительно вглядевшись круглыми зелёными глазами в нашивку опершегося поясницей на стол Фара:

— Товарищ капитан, лейтенант Солтанов прибыл для прохождения стажировки на должности младшего оперативника. Приказом начальника Управления назначен в сводную группу майора Нуаре.

— Капитан Арафаилов, первый помощник старшего группы, — представился Ящер. — Это лейтенант Гейлер, аналитик группы, а там разлагается наш временно нетрудоспособный техник — сержант Мазур.