Внизу рассыпался Старый город, откатившийся от подножия замка на безопасное расстояние. Маячила пузатая Колокольня, вздымал зубчатый свод Четырехглавый Дворец, с севера на восток текла река Серебряна, перехваченная скобой большого моста. Почти сразу за большим мостом река раздваивалась, огибая длинный, вытянутый остров. К основной части Старого города его пришивали стежки четырех мостов поменьше. Правда, один из них, знаменитый Звериный, недавно лопнул… Ян вздохнул, отводя взгляд. На противоположном берегу расползалась до горизонта новая часть Белополя, пригвожденная к набережной длинным шпилем городской Ратуши.
Белополь с высоты птичьего полета напоминал знак бесконечности, в каждой петле которого главенствовали с одной стороны — Замок Тысячи башен, с другой стороны — городская Ратуша, а большой мост схватывал этот бант пряжкой.
«…Да не уйдет он никуда!» — негодовали за спиной все громче. — «Небось, турист, вон как таращится…» Дверь сердито вякнула.
Ну что? Может, тоже пора делом заняться?
Ян с опаской вернулся в стылый полумрак замковых недр… Да, неприятно. Страх ушел, но осталось ощущение болезненной напряженности, будто касаешься гнилого зуба в воспаленной десне. Так и мнится, что сейчас прошьет болью, как током, насквозь. Но какое это все имеет отношение к нему самому?! Да, горелом чувствует беду, но ее уже не отвести. Она уже случилась. И горелом здесь бессилен…
В голове тупо и тяжело пульсировало.
* * *
В округлом зале, занимавшем все поперечное сечение башни, толклось совсем немного людей. Стрельчатые окна наверху пропускали свет строго очерченными потоками, и каждый из них в определенное время суток лучше всего освещал только одну картину на стене. Сейчас это был некий герой в бронзовом шлеме. Но зрители столпились у другого холста, где на небольшом, темном полотне скорчился среди камней угрюмого вида человек. Весьма неприветливая картина. Мало кому нравится, но всегда привлекает внимание.
— А что он делает?
— Душу ищет. Ведьма его душу скрала и запрятала в камнях, а потом сверху замок возвели и тысячу башен, чтобы обмануть того, кто за душой придет.
— Говорят, завладевший душой первого горелома, сможет кого угодно заставить полюбить себя.
— Не душой, а сердцем! Стоит предъявить заколдованное сердце своей пассии, и она не сможет тебя отвергнуть.
— Да оно уж усохло за века, что там предъявлять? — среди любителей легенд всегда находятся скептики. Вот сам факт наличия магии в чьей-то душе или сердце их не беспокоит, а его сохранность — пожалуйста!
— Ой, а я слыхала, что ведьма душу горелома с собой в могилу забрала вместе с кучей сокровищ! Надо только правильно угадать самую первую башню.
— Да тут почитай в каждой что-нибудь сыщется. В одной из башен точно схоронен выкуп за Невезучего герцога.
— А еще где-то по замку скачет золотой олень и летает золотая птица. Птицу нужно ловить на икру лунной рыбы, а чем приманить оленя — не знаю…
Нарисованный человек на старом полотне не желал сокровищ. Он, опустив голову, тяжело опирался на крестовину меча, косо вонзенного между скальными обломками. Безразличный ко всему, погруженный в собственные думы.
— Где-то я такой клинок уже видел.
— У егерей. У них кинжалы похожей формы, только размер меньше. Это традиция.
— Постойте… — кого-то в очередной раз запоздало осенило провести параллели. — Значит, егеря — наследники первого горелома?