342
Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию. Об укреплении Российского государства (основные направления внутренней и внешней политики) // Российская газета. 1994. 25 февр. С. 1, 3–7.
343
Цит. по: [Батурин и др. 2001: 457].
344
Напротив, Питер Реддэуэй и Дмитрий Глинский [Reddaway, Glinski 2001:439] интерпретируют риторический упор Ельцина на «укрепление государства» как доктринальное прикрытие для усиления своего личного контроля над аппаратом центрального правительства.
345
По сей день Горбачев отрицает личную ответственность за эту трагедию, в то время как другие утверждают, что это он инициировал или допустил данные действия. Я не буду здесь вдаваться в эту дискуссию, однако предположу, что действия были предприняты не вопреки выраженной воле Горбачева.
346
Лучшее исследование кризиса, в котором собраны горы доказательств, ведущих именно к этим выводам, см. в [Lebow, Stein 1994].
347
См. откровенные воспоминания Олега Гриневского: [Гриневский 1995: 14].
Гриневский, который во время вторжения возглавлял Ближневосточный отдел МИДа, приводит протоколы нескольких заседаний Политбюро, цитирует их участников, с которыми беседовал, а также буквальные выдержки из заявлений того времени министра иностранных дел Громыко. Его реконструкция дает неоднозначный ответ относительно степени причастности Брежнева, но подтверждает мнение о том, что Брежнев мог как отвергнуть, так и одобрить инициативы соратников по Политбюро.
348
Ближайший советник Горбачева Черняев сообщает, что именно в этот момент Горбачев перестал советоваться со своими либеральными помощниками, сознательно изолировав себя от их точек зрения [Черняев 1993: 401].
349
См. также статью в четырех частях Э. Пайна и А. Попова в «Известиях» (1995, 7-10 февр.) и статью М. Урнова в газете «Сегодня» (1995. 22 марта). Большинство упомянутых авторов в то время не обладали политическим влиянием.
350
Кристофер Джонс утверждал (до прихода Горбачева к власти), что крах «ведущей роли партии» явился спусковым крючком для советских интервенций в Восточной Европе [Jones 1981]. Советские архивы о вторжениях в Венгрию и Чехословакию уже несколько лет как доступны; они показывают, что советское руководство надеялось избежать применения войск и выступало с многочисленными дипломатическими инициативами, чтобы его предотвратить. Но эти архивы также показывают, что советские лидеры были полны решимости тем или иным способом предотвратить либо фракционирование коммунистической партии, либо отказ от Варшавского договора. Они стремились убедить местные власти восстановить контроль над ситуацией, при необходимости военными средствами, и вторгались только после того, как теряли надежду на такой исход (личные сообщения профессора Эндрю Яноша из Калифорнийского университета в Беркли, доктора Чарльза Гати из Школы передовых международных исследований Университета Джона Хопкинса и профессора Хоуп Харрисон из Университета Джорджа Вашингтона). В своих воспоминаниях бывший член Политбюро А. И. Микоян утверждает, что в 1956 году не было необходимости вторгаться в Венгрию, потому что он уже договорился о мирном выходе из кризиса [Микоян 1999: 598]. Я благодарен Хоуп Харрисон, что она обратила мое внимание на этот источник. См. также [Khrushchev 2000: 195–197]. Но у Микояна, по-видимому, было не слишком много единомышленников (если таковые вообще были) в советском руководстве, и невозможно узнать, утишил ли «мирный выход», о котором он договаривался, революционную волну в Венгрии. Меня беспокоит не то, проявляло ли советское руководство нерешительность, неуверенность, метания, стремление найти мирный выход, имелись ли в нем политические разногласия, а вопрос в том, проявляло ли руководство хоть когда-нибудь в период 1950-1970-х годов коллективную готовность смириться с крахом «ведущей роли партии» в государствах – членах Варшавского договора. Единственным исключением могут быть архивные свидетельства, представленные Марком Крамером, о том, что в течение одного дня (30 октября 1956 года) Президиум КПСС, по-видимому, единогласно решил отпустить Венгрию и позволить ей стать некоммунистической страной. Решение было отменено на следующий день, и, похоже, оно отражает скорее замешательство, чем потерю приверженности идеалам [Kramer 1998b].
351