– Вы почувствуете нужную глубину, – пообещал фон Хартманн. – Или увидите. Сейчас для нас главным будет вот этот прибор, – Ярослав указал на градусник, отвечавший за температуру забортной воды. – Кто знает хоть какие-то молитвы – молитесь!

– А… о чем?

– О чем? – переспросил фрегат-капитан. – Можно, к примеру, о даровании победы имперскому оружию. Вроде в той карманной книжице, что комиссар выдавала, такие молитвы были. Да, ещё… если кто-то придумает молитву, чтобы глубина термоклина оказалась меньше, чем наша глубина разрушения, будет ну просто замечательно.

– Знаешь, Ярик, – после долгой паузы отозвалась Татьяна Сакамото, – я чувствую, что ты хотел нас тут как-то подбодрить… но, честно говоря, получилось у тебя не очень.

– Думаешь?

– Уверена! – Татьяна, приподнявшись на носках, выщелкнула из держателя бакелитовую грушу микрофона. – Слушать в отсеках! Говорит комиссар. Девчонки… мы идем на вражеский конвой. Империя ждет, что каждая исполнит свой долг… и мы с командиром тоже на вас надеемся. Не подведите нас.

По мнению фон Хартманна, для увеличения градуса пафоса лучше бы подошла знаменитая фраза маршала Тоца – про сорок веков, глядящих… ну, например, с верхушки перископа. Хотя подлинный возраст обнаруженных на ируканской равнине неизвестно чьих древних руин до сих пор служил предметом постоянных споров между археологами.

– Девяносто саженей. Сто. Сто двадцать.

Треск пришёл откуда-то с кормы. Вроде бы негромкий металлический звук, заставляющий позвонки ледяным крошевом осыпаться вниз. Крик боли металла под чудовищным давлением океанской толщи. Вот он повторился, став громче.

– Корпус выдержит, – с нарочитой уверенностью заявила комиссар. – Должен выдержать. Новые стали позволяют и на триста нырять. А все швы автомат делает и потом их на рентгеновском аппарате проверяют. Выдержим…

– Сто пятьдесят.

«Должны проверять», – тоскливо подумал Ярослав. Только и в экипажах должны быть нормально, по полному циклу подготовки натасканные парни, а не худосочные пигалицы. Что бы там ни орало министерство лжи и дезинформации, даже самая патриотически настроенная баба не сможет с ходу заменить у станка мобилизованного токаря шестого разряда. Вал по плану и план по валу, а сейчас мы на своей шкуре проверим всю эту хрень предельным давлением.

– Сто семьдесят.

В анамнезе у рода фон Хартманнов числились довольно сильные способности к чтению ауры и даже ближним пророчествам. Правда, у самого фрегат-капитана многочисленные проверки не выявили даже зачатка дара, но сейчас момент входа «Имперца» в термоклин он скорее предвидел, чем ощутил.

– Сто девяносто.

– Выравниваемся. Вперёд в режиме подкрадывания.

Градусник еще не успел отреагировать, но осторожное, кончиками пальцев касание борта подтвердило – все сделано верно, более плотный слой воды принял субмарину в свои объятья, словно пуховая перина. Чуть покачавшись, подводная лодка замерла на полпути между черной бездной… и смертью. Они успели, теперь оставалось лишь ждать и…

Со стороны кормы донесся грохот, затем… Поначалу Ярослав даже не понял, что именно может издавать подобные звуки – то ли лопнувшая магистраль воздуха высокого давления, то ли пока еще тонкая струя воды. Лишь когда после звонкого хлопка звук оборвался полувсхлипом, фрегат-капитан сообразил, что это был визг. Женский, вернее, девчоночий.

– Доктора в дизельный… – хрипло выплюнул динамик.

Фон Хартманн махнул рукой комиссару и взял микрофон.