– Если ты пройдешь этот курс, то все равно все засрешь. Ты просто козел.

И еще. И еще. И еще.

Примерно через десять минут, когда я почувствовал себя уже довольно никчемным, мне удалось наконец спросить, что я натворил.

– Ты урод и хулиган, а мы не любим хулиганов на этой работе.

И они продолжали, пока даже им не надоело.

– Ладно, вали отсюда.

Ничего себе. Я спустился вниз.

Нам приказали не говорить друг с другом о том, что происходило в той комнате, но позже я узнал, что с двумя парнями, которые поднялись до меня, поступили так же. Правда, между нами была некоторая разница – я могу быть довольно громким и заметным, а они оба были тихими и скромными. Тогда я не понимал, почему с нами так поступили. Один из тех двух парней сразу сбежал вниз, весь в слезах. Если честно, я и сам был недалек от этого. Спуск вниз, в учебную комнату, казалось, занял целую вечность, в голове проносились разные мысли. Мне нужна была эта работа, поэтому, держа кепку в руке, я вошел в класс и извинился, если обидел кого-то своим поведением.

Я хулиган и сучка, и я потерплю неудачу – у меня был паршивый вечер. Может, они просто проверяли нас, как это делают, например в авиационной службе, провоцируя, чтобы увидеть, как долго мы выдержим и не сломаемся? Может быть, хотя я в этом сомневаюсь. Я думал тогда, что более вероятно, что одна конкретная сотрудница невзлюбила меня и хотела завалить – и, вероятно, тех двух ребят. Грубые и резкие манеры выдавали ее отношение. Но я взялся за дело, твердо решив не клевать на приманку и не получить выговор, пока наш инструктор будет составлять ежедневный отчет.

Это отличная штука – для этого не нужно быть огромным и очень сильным; это безопасно для офицеров и – хотя болезненно – безопасно и для зэков. В Форест-Бэнке мы тоже так делали. Каждый служащий, как в частной тюрьме, так и в государственной, проходит специальную подготовку.

Все остальное в обучении не готовит к реальной жизни в качестве тюремного офицера, и, конечно, тут никакое домашнее задание не поможет. Впрочем, заданий-то как раз было полно на обучении и в той и в другой тюрьме, но вообще не готовило к тому, что на самом деле ждало нас в работе. Пустая трата времени. В Форест-Бэнке готовились, в основном, просто сдать экзамен, и, если я скажу вам, что учитель оставит ответы на столе и скажет: «Хорошо, я сейчас пойду пить кофе», уверен, вы поймете, как там все было устроено. Они хотели, чтобы все сдали. В Стрэнджуэйс речь шла скорее о написании эссе. Я не прилежный человек, но тратил все вечера на писанину, чтобы на следующий день другие могли полюбоваться на меня. Я пытался быть образцовым студентом. Одно задание заняло пять часов, но я все равно поделился им с остальными. Да, я большой упрямый йоркширский придурок, но со мной все в порядке, и я не против разгребать дерьмо лопатой. Последнее домашнее задание у меня вышло около десяти страниц.

На следующее утро учитель положил его передо мной.

– Это твое?

Ага. Затем он положил передо мной еще одно, точно такое же эссе, но с именем другого стажера. Я знал, что должен правильно объяснить ему все.

– Если бы я сказал вам, что это заняло у меня всю ночь и что я делаю копии для тех, кто плохо справляется с такими заданиями, чтобы помочь им, например, вы мне поверите? – спросил я.

Да, пожалуй, поверю, сказал он, и на этом все закончилось.

Процесс обучения был похож на тот, который я уже проходил, только на неделю короче. Девять недель в Форест-Бэнке, восемь – в Стрэнджуэйс. (Мы провели ту дополнительную неделю, отрабатывая навыки межличностного общения, что, честно говоря, было довольно интересно.) В течение дня, не считая недели контроля и сдерживания, все занятия были посвящены тому, с чем мы можем столкнуться в работе – обыск фальшивых камер, надевание наручников и все такое. Нам показывали, как заполнять документы, писать отчеты, и давали тесты по тюремным правилам, юридическим правам и тому подобному. В основном, однако, это все было полной лажей, которая никак не поможет, когда ты окажешься в реальной передряге. Тренируйся и отправляйся посмотреть, что такое тюрьма, вот что я думаю. Немного занятий на тему, как обращаться с людьми с психическими расстройствами, тоже были бы кстати. Но я не хотел ничего бросать, твердо решив доказать, как сильно хочу получить эту работу.

Я знаю одного парня, который работает в учебном центре, и он говорил мне, что с 2005 года ситуация не сильно изменилась. Теперь даже сильнее стремятся к тому, чтобы принимать в штат людей, которые и тюрьмы-то не видели. Население Британии – около 66 миллионов человек, в тюрьмах сотни тысяч заключенных, и сейчас хотят набрать всего лишь пару тысяч дополнительных сотрудников к 2018 году. И я бы сказал, что это – довольно мало.

Так или иначе, но примерно к четвертой неделе хорошие результаты начали склонять чашу весов в сторону того, что меня все-таки возьмут. Даже менеджер по обучению, который вообще-то был еще и управляющим тюрьмы, поддался моему обаянию и стал хвалить меня за успехи.