Первые тревожные сигналы появились вскоре же после увольнения. Ховард стал делать какие-то странные звонки в американское посольство в Москву через специальную выделенную линию Вашингтон — Москва. В одном случае он оставил у дежурившего морского пехотинца «сообщение» для резидента Карла Гепхардта, что не придет на медицинскую комиссию.

Москва сообщила в ЦРУ о звонках Ховарда, и это обеспокоило Фордена. Он поинтересовался, может ли служба безопасности взять под контроль телефон Ховарда. Весной 1984 года, после того как служба безопасности ответила, что не имеет на это полномочий, Форден встретился с начальником контрразведывательной службы ЦРУ Дэвидом Бли, рассказал о звонках Ховарда в Москву и высказал мнение, что Ховард может представлять угрозу для безопасности. Позже Форден с горечью вспоминал, что в ответ Бли только улыбнулся, но ничего не сделал.

Тем временем в Санта-Фе настроение Ховарда ухудшалось. Он пил все больше. В феврале 1984 года его арестовали за вооруженное нападение, после того как в драке с какими-то местными парнями в баре он стал стрелять из пистолета. От тюрьмы его спас только статус работника местного законодательного собрания.

Однажды в мае 1984 года он появился у дверей дома Тома Миллса, одного из его прошлых руководителей в советском отделе ЦРУ. Ховард был в сильном подпитии и стал жаловаться Миллсу, что управление его «нае…ло». Встревоженный этим случаем Бэртон Гербер, который как раз принимал советский отдел от Фордена, направил Миллса вместе с психологом в Нью-Мексико, чтобы на месте разобраться в настроениях уволенного сотрудника.

Ховард признался им, что на обратном пути из Вашингтона некоторое время болтался около советского консульства, раздумывая, не обратиться ли ему в КГБ. Рассказал, что пошел именно к консульству, а не к посольству, поскольку со времени своей подготовки в ЦРУ знал, что за консульством ФБР наблюдает менее плотно, чем за посольством. Утверждал, что внутрь консульства он не заходил. Сказал, что от искушения его удержала мысль о том, что будет с его сыном Ли, если отец станет советским шпионом.

Психолог также привез информацию, которая еще больше обеспокоила Гербера. Ховард уже не производил впечатления дезориентированного человека, был в заметно лучшей форме и хорошо контролировал себя. Складывалось впечатление, что он принял какое-то важное решение изменить свою жизнь.

Гербер информировал об этом службу безопасности и договорился об оплате ЦРУ услуг психиатра для Ховарда. Однако ЦРУ не предупредило ФБР, что теперь Ховард может представлять угрозу для национальной безопасности США. Позже представители ФБР скажут Герберу, что они не могли предпринять в отношении Ховарда каких-либо оперативных действий, поскольку у них не было доказательств того, что он занимался шпионажем. Однако впоследствии Гербер и другие руководители ЦРУ дорого поплатились за то, что не уведомили об этом ФБР.

Несмотря на отсутствие твердых доказательств того, что Ховард стал шпионом, давно нужно было уведомить об этом ФБР. После получения информации от Юрченко все, кто ранее был связан с делом Ховарда, вдруг поняли, какую ошибку они совершили, выкинув его на улицу.

Гербер выглянул в окно и увидел подъехавшие к ним две оперативные машины ФБР.

— Вот они, — устало сказал он.

Впоследствии ФБР умолчит об этой субботней встрече. Руководство ФБР будет настаивать, что ЦРУ еще долго ждало, прежде чем сообщить, что оно знало, что именно Ховард был тем шпионом, о котором говорил Юрченко.

На самом деле Гербер предупредил ФБР об одной из скрытых способностей Ховарда. Уволенный американский разведчик прошел самую «продвинутую» подготовку — курс Джека Платта по «внутренним операциям», — и Гербер хотел, чтобы Бюро знало о его умении уходить от наблюдения.

Когда утром после прибытия Юрченко на американскую землю Чак Меданич появился в особняке Октона, все помещения там были заполнены сизым сигаретным дымом. Юрченко сидел в столовой, расположенной на небольшом возвышении от прихожей, рассматривая списки имен, которые ему принесли агенты ФБР Майкл Рочфорд и Рейд Брос.

Когда Меданич вошел в комнату, Юрченко встал. Он очень напряжен, подумал Меданич, весь на нервах.

— Доброе утро, Алекс. — Меданич использовал оперативный псевдоним, выбранный Юрченко на период, пока для него будут готовиться настоящие документы.

— Совсем не хочу спать, — возбужденно сказал Юрченко. — Слишком много надо сделать. Каждый раз, когда закрываю глаза, я вспоминаю еще что-то, что должен рассказать ребятам. Теперь мне надо будет спать с ручкой и бумагой в руке. Иногда в памяти всплывают вещи, которые уже забыл много лет назад, и мне приходится вскакивать и хвататься за перо, чтобы записать их, пока они не ускользнули от меня.

Меданич повернулся к агентам ФБР.

— Ребята, может быть, вы сделаете перерыв? Мне надо поговорить с Алексом пару минут наедине.

Меданич провел Юрченко в небольшую кухню, примыкавшую к столовой.

— Хочешь освежиться, Алекс? Может быть, колы?