И вот теперь Красильников ждал в комнате для допросов на втором этаже нового крыла Лефортова. Время для легенды кончилось, подумал он, вставая, чтобы ответить на стук в дверь — сигнал о прибытии арестованного. Красильников расписался за арестованного в сопроводительном листе у конвоира, привычно щелкнул выключателем, зажигающим красную лампочку над дверью кабинета, указывающую на то, что идет допрос, и впустил Полещука в скудно обставленный кабинет. Подполковник КГБ принял душ, но не побрился. Через несколько дней к нему придет тюремный парикмахер. Глаза у него были покрасневшими, то ли от выпитой накануне водки, то ли от бессонной ночи наедине со своими мыслями. Одет он был в плохо сидящий спортивный тренировочный костюм синего цвета и ботинки без шнурков, что делало его еще более жалким.
На приставном столе, стоявшем перпендикулярно столу Красильникова, были разложены вещи, изъятые людьми Шароватова в момент ареста. Эффект был ошеломляющим. Карта, деньги и тайнописный текст, спрятанный с ухищрениями, все другие улики, найденные у Полещука при аресте, — все это говорило о том, что упираться бесполезно. Красильников в течение нескольких минут молчал, чтобы до Полещука дошла вся тяжесть разложенных на столе улик. Он знал, что и на этот раз взял «своего» человека тепленьким.
Шпионская карьера подполковника Леонида Георгиевича Полещука в ЦРУ началась 11 лет назад. Он попал в поле зрения американской разведки в 1974 году, в первые годы разрядки. В тот период правила поведения советских разведчиков несколько смягчились, и им было разрешено иметь более широкие контакты с американскими дипломатами и даже работниками ЦРУ. Пользуясь новыми возможностями, Полещук стал посещать бары захолустного Катманду, где в то время находился. Он быстро обратил на себя внимание местного резидента ЦРУ, который постарался использовать его склонность к спиртному и азартным играм в казино.
Вскоре тот узнал, что Полещук оказался в классической западне: пытаясь отыграться в казино, он запустил руку в кассу резидентуры. Полещуку срочно были ндаь! деньги, чтобы покрыть растрату, прежде чем ее заметит начальство. Полещук согласился взять деньги взаймы у американца. Перейти от этой личной договоренности к следующей стадии было несложно. Полещук стал шпионом и погасил свой долг.
Когда срок командировки Полещука в Катманду стал подходить к концу, он согласился на подготовку к «внутренним операциям» в Москве. Работник советского отдела Сэнди Граймс прибыла в Катманду и подготовила его по технике поддержания конспиративной связи в Москве. Снабженный средствами тайнописи, Полещук отправился в Москву. Ему было сказано: в течение года не предпринимать попыток восстановления связи и постараться получить назначение с хорошим доступом к секретным сведениям. Через год Полещук должен был подать «признаки жизни», появившись в определенное время на конкретном перекрестке в меховой шапке, приобретенной им в Катманду, и с кожаной сумкой через плечо. Для проезжающего мимо работника ЦРУ это будет сигналом того, что он жив. После этого начнутся операции по связи.
Были предусмотрены запасные даты для этого сигнала, а также несколько почтовых открыток, которые Полещук мог отправить ЦРУ в качестве сигнала своей готовности к приему предназначенных для него односторонних радиопередач. ЦРУ знало, что Полещук может выполнить все эти условия и быть под контролем КГБ, но это был риск, с которым приходилось считаться, когда речь шла о работе с агентом в Москве.
Полещук в обусловленное время ни на одном из мест «сигнала жизни» не появился. ЦРУ также не получило от него ни одной открытки.
Возвратившись домой, Полещук уничтожил все полученные от американцев условия и средства связи и решил, что его отношения с американцами закончились навсегда. Он сжег все, что могло гореть, закопал в землю остальное и решил, что об этом никто никогда не узнает.
В советском отделе ЦРУ подумали, что он просто струсил. Конечно, он мог и провалиться, но таких признаков не было. В ЦРУ его занесли в категорию «неактивный, находящийся в контрольном списке». ЦРУ оставалось ждать, пока Полещука снова направят в загранкомандировку.
Это дело ожило 11 лет спустя, когда в феврале 1985 года Полещук появился в Лагосе в качестве работника линии «КР» резидентуры КГБ в Лагосе. Вскоре ЦРУ уже включило его в работу. Большинство встреч с ним в этом городе ЦРУ проводило, подхватывая его в машину, но иногда проводились и более продолжительные встречи на одной из местных конспиративных квартир.
Как и в Катманду, информация Полещука о местных операциях КГБ не представляла большого интереса для американцев. Но ЦРУ, как и прежде, надеялось, что этого шпиона удастся убедить продолжить работу в Москве.
Такая возможность представилась в апреле 1985 года. Полещук сообщил, что получил письмо от родителей, которые известили его о большой удаче. В расположенном неподалеку от их места жительства кооперативном доме продавались квартиры, и Полещук мог бы купить квартиру за 20 тысяч рублей. Полещук рассказал ЦРУ, что он уже несколько лет искал как раз такую квартиру неподалеку от своих родителей и, уезжая в Африку, попросил их, чтобы они продолжили поиск.
Считая, что надо действовать быстро, чтобы не потерять квартиру, Полещук уведомил, что он уже попросился в отпуск в Москву, чтобы совершить сделку. Он объяснил, что для работников КГБ и МИД, живущих за рубежом, это было обычной практикой. Многие из его коллег испытывали трудности с поиском жилья в перенаселенной Москве. Полещуку разрешили выезд, но при условии, что он в целях экономии средств в полной мере использует полагающийся ему ежегодный отпуск. Полещук подтвердил ЦРУ, что это была обычная практика. Единственная проблема заключалась в том, что у него не было 20 тысяч рублей. Полещук пояснил, что если ЦРУ даст ему деньги, то он спокойно сможет взять их с собой в Москву, поскольку его не подвергают досмотру.
Советский отдел согласился с Полещуком с некоторыми оговорками. Игра стоила свеч. ЦРУ увидело в этом шанс принудить Полещука выйти на связь в Москве. Раньше он приводил массу причин, по которым не смог выйти на связь в Москве после возвращения из Катманду, но было ясно, что ему просто не хотелось рисковать.
На этот раз ЦРУ решило, что у него есть хороший предлог убедить Полещука провести в Москве тайниковую операцию и таким образом заставить его «замочить ноги». Он мог получить 20 тысяч рублей, которые по курсу того времени равнялись 30 тысячам долларов, только через тайник в Москве.
Работники ЦРУ убедили Полещука, что будет слишком рискованно везти 20 тысяч рублей через таможню аэропорта Шереметьево. Гораздо безопаснее получить их через тайник уже после того, как он «чистым» приедет в Москву. В конце концов Полещук согласился, и к 10 мая ЦРУ подобрало для него тайник, который можно было использовать в этой операции. Полещук расстался со своими кураторами в Лагосе в отличном настроении.
Красильников мысленно возвращался к обстоятельствам ареста Полещука. Он вспоминал, как работники Седьмого главного управления по команде ВГУ арестовали его в момент, когда он изымал тайниковый контейнер в виде камня, наполненный деньгами. Американцы, наверное, еще долго будут думать над своим решением передать Полещуку деньги через тайник в Москве. Они еще долго будут ломать голову над тем, где был допущен промах.
Красильников всегда утверждал, что арест Полещука был заслугой Второго и Седьмого главных управлений КГБ. Однажды один из его подчиненных сообщил, что американцы готовятся к проведению какой-то операции. Красильников решил бросить все имеющиеся силы на американцев и поручил это мероприятие своему заместителю Валентину Клименко.
В тот вечер, когда работник ЦРУ оставил для Полещука «камень», наполненный деньгами, у основания опоры линии электропередачи, Клименко пустил за этим сотрудником резидентуры около 20 машин наружного наблюдения и около 40 оперативников. Работая такими большими силами, служба наружного наблюдения могла вести слежку с дальних дистанций, не приближаясь более чем на 500 метров. После того как была зафиксирована закладка тайника, оставалось только ждать, кто за ним придет.
КГБ позаботился о том, чтобы до ЦРУ дошла информация о том, что провал Полещука произошел благодаря хорошей работе службы наружного наблюдения и Второго главного управления. В Вашингтоне, Бонне и, может быть, еще в других загранточках офицерам КГБ говорили, что находившийся в нетрезвом состоянии подполковник КГБ был арестован после того, как установленное за ним наблюдение зафиксировало обработку им тайника. Эта информация через агентов ЦРУ в этих резидентурах вскоре дошла до американцев.