Приказываю Нашей храброй армии изгнать неприятеля из пределов Царства, сразить вероломного соседа и освободить от угнетения наших измученных под сербским игом братьев.
Мы будем воевать против сербов вместе с храбрыми войсками центральных империй.
Пусть болгарский воин летит от победы к победе!
Вперёд! Бог да благословит наше оружие!»
Вслед за витиеватой подписью Фердинанда под манифестом поставили подписи министр-председатель Радославов и прочие министры.
Разумеется, государства Антанты одно за другим объявили Болгарии войну. Вынуждена была сделать это и Россия, верная своим союзническим обязательствам. В манифесте Николая II говорилось, что «русский народ с тяжким сердцем обнажает против Болгарии меч, предоставляя судьбу изменников славянства справедливой каре Божией». Концовка манифеста звучала патетически: «И ныне, когда Болгария приносится в жертву германскому коварству, Россия всё еще не утратила надежды, что рука верных своим историческим заветам болгар не поднимется на сыновей русских воинов, лёгших костьми за Болгарию».
Итак, несмотря на жившую в сознании многих русских и болгар красивую идею братства православных и славянских народов, несмотря на несомненный вклад России в дело освобождения и становления Болгарии как самостоятельного государства, два народа в судьбоносный момент отнюдь не бросились в объятия друг другу. Они оказались по разные стороны линии фронта, хотя линия эта была символической: болгарская армия не вела боевых действий непосредственно против русской армии, а была занята «домашними» делами.
Царь Фердинанд, политическая элита, буржуазия и значительная часть болгарского общества ориентировались на западные страны, преимущественно на Германию и Австро-Венгрию. Продолжая далее своё «совсем особое словцо о славянах», Достоевский предсказал с горечью: «Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. <…> России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества»{29}.
Причин такого положения оказалось несколько.
Начнём с того, что первый болгарский князь Александр Баттенберг Гессенский и второй князь, впоследствии царь Фердинанд Саксен-Кобург-Готский, были приглашёнными на трон выходцами из владетельных германских домов. И хотя князь Александр приходился племянником российской императрице, он всё-таки не стал искать покровительства в Санкт-Петербурге, предпочтя Вену и Берлин. То же самое сделал и Фердинанд.
Во-вторых, отношения между Россией и Болгарией после 1878 года далеко не всегда были ровными и безоблачными. Опасаясь быть втянутой в новую войну на Балканах, Россия не поддерживала скоропалительные действия болгарского монарха, направленные против Турции и славянских соседей. Допускали ошибки и русские представители в Болгарии. Дело дошло даже до разрыва дипломатических отношений в 1886 году, когда после воссоединения двух частей Болгарии Россия оказалась на грани войны с Турцией. Дипломатические отношения были восстановлены только через десять лет. Историк П. Н. Милюков, будущий министр Временного правительства России, писал в конце XIX века, что славянские государства на Балканах постепенно отходят от традиционной «русской опеки», они следуют своим путём и охраняют свои интересы так, как считают нужным. И России также следует руководствоваться в отношениях с ними собственными интересами и не воевать «из-за славян».
Третьим важным моментом были различия в государственном устройстве, которое в Болгарии было значительно ближе к европейским представлениям о народоправстве, чем в России. Болгарская конституция была одной из самых либеральных и прогрессивных среди конституций, действоваших в европейских монархиях того времени. А официальный Петербург крайне насторожённо относился ко всякому свободомыслию и либеральным веяниям. При этом, как это ни парадоксально, проект болгарской конституции был составлен правительственной комиссией в Санкт-Петербурге и дорабатывался в Софии российским комиссаром в Болгарии князем А. М. Дондуковым-Корсаковым. В Петербурге полагали, что либеральная конституция удержит болгарских монархов от безоглядного произвола. Текст конституции, представленный на рассмотрение депутатов Учредительного Великого народного собрания в 1879 году, был написан параллельно на русском и болгарском языках.
Наконец, нельзя не указать на важность экономических причин. Экспансия германского капитала на Балканы год от года росла, а Россия не смогла успешно конкурировать с быстро развивающейся германской промышленностью. Германский капитализм энергично завоёвывал рынки на Балканах, прочно привязывая к себе молодые государства, в первую очередь Болгарию.
В первые месяцы войны фортуна благоприятствовала болгарским войскам на западном направлении. Вместе с союзниками они заняли Вардарскую Македонию и другие территории. Но во Фракии болгарская армия столкнулась с объединёнными силами Антанты, и её продвижение в южном направлении было остановлено. На Салоникском фронте болгарам пришлось сдерживать натиск крупных соединений противника. Осенью 1916 года образовался ещё один фронт — Дунайский, где болгарским войскам противостояли войска Румынии. Началась изнурительная окопная война на севере, западе и юге, а страна не была к ней готова.
Партия тесняков по причине своей антивоенной и антимонархической деятельности оказалась в начале войны в сложной ситуации, хотя и оставалась легальной. В стране было объявлено военное положение, введена цензура. Прекратилось издание журнала «Ново време», газета «Работнически вестник» выходила с белыми прямоугольниками на месте запрещённых к печати материалов. Одни партийные и профессиональные организации распались из-за мобилизаций, другие влачили жалкое существование. Прекращение торговых отношений Болгарии с соседями и рост военных расходов вызвали экономический кризис. Свёртывание производства и повышение стоимости жизни первыми ощутили люди, живущие своим трудом.
Германская социал-демократическая партия и её лидер Карл Каутский с давних пор имели наибольшее влияние на болгарскую социал-демократию. Даже партийные печатные издания Димитр Благоев назвал «Работнически вестник» и «Ново време» по аналогии с немецкими «Арбайтер цайтунг» и «Нойё цайт». Димитров, как и его товарищи, считал германскую социал-демократию самой авторитетной партией, подлинной опорой II Интернационала. Поэтому он сразу даже не поверил газетным сообщениям из Берлина о том, что депутаты от социал-демократической партии проголосовали за военные кредиты. Когда же поддержку своим правительствам выразили социалисты Франции, Англии, Бельгии, стало ясно: что-то неладное творится в Интернационале.
В конце октября 1914 года в ЦК пришло письмо Георгия Валентиновича Плеханова, которое он попросил опубликовать в журнале «Ново време». Плеханов убеждал тесняков, что международной социал-демократии была бы выгодна победа России в войне. В таком случае социально-экономическое развитие России, также как и Германии, ускорится и тем самым приблизится победа революции. Плеханов призвал болгарских социал-демократов способствовать присоединению страны к Антанте. ЦК решил напечатать письмо Плеханова в сопровождении комментария. Димитр Благоев назвал свою статью иронически: «Magister dixit» («Учитель говорит»). Он противопоставил точке зрения «одного из первоучителей международного пролетариата» интернационалистскую и антивоенную позицию тесных социалистов и заявил, что партия будет по-прежнему выступать за международную солидарность рабочих, за мир между народами и создание Балканской федерации.
Следующим агитатором стал германский социал-демократ Александр Парвус (бывший российский подданный Израиль Гельфанд). Он объявил на собрании в Софии, что Германия воюет за сохранение культуры и демократии в Европе, существованию которых угрожает русский царизм, поэтому долг болгарских социал-демократов — стать на сторону Тройственного союза. Благоев в статье «Плеханов и Парвус» ещё раз повторил, что партия не станет поддерживать германский империализм по тем же причинам, по которым она отвергла предложение Плеханова.
В годы войны Россия и русская социал-демократия начинают привлекать всё большее внимание Димитрова. До этого его интерес к деятельности РСДРП был эпизодическим и сводился, в основном, к чтению переведённых с русского языка заметок и статей, которые печатались в изданиях тесняков.