Композитор Артуро Тосканини, который в 1919 году вступил было в ряды новой партии, к 1922-му так в ней разочаровался, что отказывался дирижировать при исполнении «Джовинеццы».
Идеалисты уходили — их сменяли другие люди.
Влияние «расов», с их частными армиями, в результате кризиса только выросло — Роберто Фариначчи совершенно открыто защищал Думини. И вообще держался того мнения, что расстрел нескольких тысяч человек очень оздоровил бы обстановку.
Ну, так далеко Муссолини не пошел, но все больше и больше склонялся на сторону боевого крыла своей партии. В августе 1924-го он призвал делегатов съезда фашистов не стесняться жестокости — она необходима, без нее ничего не достигнешь.
«Фашизм, — сказал Муссолини, — нуждается в людях, на которых можно положиться».
Эти люди его и в самом деле поддержали — но не бесплатно. В ноябре 1942 года генерал Де Боно был смещен со своего поста шефа итальянской полиции[57] — и заменен на Итало Балбо.
Шаг был опасным — Муссолини отдавал полицию в руки очень способного и очень честолюбивого человека, но делать было нечего. По-видимому, он надеялся отыграться позднее.
Дело в том, что Бенито Муссолини пришел к выводу, что само по себе наличие парламента становится ему нежелательным. Действия сквадристов по устрашению всякой возможной оппозиции шли вплоть до декабря 1924-го — и приостановили их только в Риме. Туда ожидался наплыв иностранных корреспондентов в связи с заседанием совета Лиги Наций. Муссолини, которого уже стали называть вождем — «дуче», добился того, чтобы заседание проходило в Риме.
Его сжигала жажда признания и престижа.
Анатомия диктатуры
I
30 декабря 1924 года все префекты Италии получили циркуляр из Рима, обязывающий проследить, чтобы депутаты парламента, разъехавшиеся на рождественские праздники по домам и пребывающие ныне в подотчетных префектам городах и весях, непременно вернулись в столицу. Ибо 3 января 1925 года премьер-министр намерен произнести важную речь, и необходимо присутствие всего парламента.
Вряд ли циркуляр был так уж необходим — слухи о «важной речи» уже широко разлетелись. 2 января — совершенно неофициально — было сообщено, что Муссолини ровно в 9.00 утра встретился со специалистом по Данте.
Оказывается, глава правительства каждое утро непременно читает какое-нибудь «Canto»[58] великого поэта Италии — а вот 2 января он изменил своему обыкновению, потому что ему припала охота поговорить о прозе Данте — о ее глубине и элегантности. Для особо непонятливых пояснялось, что в исторической речи, намеченной на 3 января, дуче народа Италии взял стиль Данте за образец.
Речь началась с сурового осуждения депутатов-социалистов, бойкотирующих заседания парламента. Далее оратор, охарактеризовав себя как «человека достаточно разумного, уже неоднократно доказавшего и свою храбрость, и полное презрение к материальным благам», сказал, что если бы он захотел учредить всякие там «сека», то он давно бы это сделал — честно и открыто.
Конечно, делать ничего подобного он и не помышлял, но сейчас, в присутствии всей ассамблеи и всего итальянского народа, он заявляет, что берет на себя всю моральную, политическую и историческую ответственность за все, что произошло в Италии, и за все, что происходит сейчас.
Потому что все происходящее есть результат сложившегося в стране нового политического климата, а климат этот создан фашистским движением. Следовательно, будет только логично, если Бенито Муссолини, вождь и основатель этого движения, примет тяжкий груз ответственности на свои плечи.
И добавил:
«Когда две непримиримые силы сталкиваются в борьбе, единственным решением тоже является сила».
Слова не разошлись с делом.