В первые же дни существования нового режима выяснилось, что Муссолини очень заботит внешняя политика. Чуть ли не сразу после поездки в Лозанну он отправился в Лондон. Там проходила конференция по вопросу о выплате Германией репараций, и Муссолини сразу внес свой вклад в дискуссию, потребовав переноса конференции в какое-нибудь другое место, поближе к Италии. Результат демарша оказался обидней некуда — Муссолини даже не отказали.
Его запрос был просто проигнорирован.
Тогда он устроил скандал по поводу комнат итальянской делегации в отеле «Кларидж» — кто-то сказал ему, что французов разместили удобнее, и он накричал на админстрацию гостиницы, требуя обмена апартаментами. На что последовал вежливый отказ.
Единственной победой итальянской дипломатии оказалось разрешение лондонской полиции на проведение парада чернорубашечников в честь приезда Муссолини — и то были серьезные трения в связи с исполнением фашистского гимна «Джовинецца».
За три дня, проведенных в Лондоне, Бенито Муссолини умудрился обидеть решительно всех, с кем имел дело. Он, правда, внял голосу разума и на церемониальный прием к королю в Бекингемский дворец явился во фраке, а не в форме сквадристов, как собирался.
Но зато сорвал пресс-конференцию с британскими журналистами — собравшимся было заявлено, что премьер-министр Италии в настоящий момент принимает у себя в номере даму, слишком занят, и поэтому встреча с прессой не состоится.
Муссолини говорил потом, что Англия не произвела на него впечатления: «все как в романах Голсуорси, ничего тут не меняется».
Фраза заслуживает внимания: вроде бы всего несколько слов, а в то же время Англия, в которой «ничего не меняется», сравнивается с фашистской Италией, полной динамизма. Ну, и вскользь сообщается, что профессор Муссолини знает, кто такой Голсуорси…
Но если говорить о вещах более существенных, чем вопросы стиля, то оказалось, что дипломат из Муссолини получился неудачливый. В споре между англичанами, которые хотели смягчения условий для Германии, и французами, которые хотели их ужесточения, он встал было на сторону Франции, потом увидел, что задел этим Англию, и отрекся от своих слов — ив итоге умудрился обидеть обе стороны.
В итоге французские газеты написали, что новый лидер Италии — «карнавальная маска, разукрашенная под Цезаря», а английские — что итальянский премьер не государственный деятель, а бессовестный оппортунист.
С англосаксами Бенито Муссолини решительно не везло.
V
С тем большим жаром он взялся за преобразования внутри Италии. В июле 1923-го в парламент было внесено предложение — с целью пресечь бесконечные коалиционные игры, лишающие страну необходимой стабильности, следует на будушее изменить правила избирательной кампании. Согласно предложению, выборы оставались свободными, но партия, набравшая «наибольшее количество» голосов (при минимуме в 25 %), получала две трети мест в парламенте. А оставшаяся треть мест распределялась между остальными партиями — совершенно честно и правильно, согласно пропорции.
Предложение было внесено Джакомо Ачербо, заместителем Муссолини в его должности премьер-министра, принято огромным большинством и в ноябре 1923 года стало законом, названным по имени его автора[51].
Во избежание каких-нибудь недоразумений во время слушаний галереи парламента были заполнены вооруженными сквадристами, которые заодно охраняли и входы в здание. Одновременно с подчинением парламента Муссолини самым активным образом пытался ввести дисциплину в ряды чернорубашечников. От Чезаре де Векки ему удалось избавиться — в мае 1923 года тот получил назначение на пост губернатора далекой итальянской колонии в Сомали.
Но вот повторить этот же трюк с почетной ссылкой с Итало Балбо или с Роберто Фариначчи ему не удалось — оба «раса» сидели в своих владениях крепче прежнего, и про Фариначчи, например, говорили, что его власть в Кремоне прочнее, чем власть Муссолини в Риме[52].
И его, и Балбо пришлось оставить в покое.
Но с другими политическими деятелями, конечно, дело обстояло попроще. На депутатов парламента или на редакторов газет, выпадающих из ряда послушных, устраивались нападения.
Делалось это, как правило, фашистами в полной партийной форме — так сказать, для дополнительной наглядности.
А расследование нападений проводилось только в случае подачи жалобы, и проводилось полицией, находившейся под контролем своего прямого начальника — министра внутренних дел Италии Бенито Муссолини.