Случались и вовсе удивительные казусы.
Скажем, депутат Джованни Амендола обнаружил, что стал объектом уголовного преследования. На него пожаловались пять членов группы сквадристов за то, что во время «бытовой ссоры на улице» он избил их всех своим зонтиком. Всех пятерых.
И теперь они полагали, что этим затронута их честь…
Бывшему премьер-министру Нитти, замеченному в том, что в парламенте он систематически голосовал против предложений, подаваемых фашистской партией Италии, намекнули, что ему лучше бы уехать из Рима. Мало ли какие бытовые ссоры могут случиться — а для дополнительной ясности дом Нитти был разгромлен какими-то неустановленными «хулиганствующими элементами».
Что и говорить, все это способствовало установлению покоя и устойчивости существующей власти. Но куда более важное воздействие на умы оказало другое происшествие.
Утром 27 августа 1923 года на албано-греческой границе был убит генерал Теллини.
VI
Албания откололась от Османской империи еще в 1912 году, а в 1920-м после окончания Великой войны находилась как бы под управлением Лиги Наций. Положение в стране было неясным, на ее территорию в разное время претендовали и Италия, и Югославия, и Греция, и в итоге к 1923 году в Албании присутствовали всевозможные военные миссии этих стран.
И оказалось, что итальянская инспекционная группа во главе с генералом Теллини угодила в засаду и была перебита.
Муссолини немедленно обвинил в организации нападения Грецию. Никакого расследования он делать не стал[53] а просто предъявил Греции ультиматум.
Требования формулировались так, чтобы их гарантированно отвергли.
Например, публичные извинения за преступление должен был принести главнокомандующий греческой армией, все греческие министры должны были участвовать в похоронах погибших, убийцы — ну, или лица, назначенные убийцами, — должны были быть схвачены и казнены.
А еще Греция должна была выплатить Италии 50 миллионов лир в качестве компенсации.
Тут, правда, у Муссолини случилась небольшая осечка — греки его ультиматум приняли. Но его это не смутило — он прицепился к оговорке, что в Греции по закону судьбу осужденных решает суд, а не правительство. И итальянский флот захватил остров Корфу, да еще и с предварительным артиллерийским обстрелом крепости, в которой было полторы сотни солдат, которым нечем было отстреливаться.
Шум в Италии вокруг этих событий был поднят просто невероятный.
Муссолини отдал приказ флоту готовиться к войне против Великобритании. Вряд ли он действительно собирался делать что-то в этом направлении — соотношение сил между Англией и Королевством Италия ему было более или менее известно, но он твердо знал, что на слове его не поймают. Англичане к этому времени уже вели с ним переговоры, и условия разрешения кризиса были уже согласованы — Италия получает свой выкуп, но уходит с острова.
Так и случилось.
В сущности, это было поражение. Вся истерия, собственно, была устроена с целью аннексии Корфу, но это не удалось, и Муссолини пришлось отступить. Но в Италии, в условиях постепенной ликвидации независимой прессы, инцидент был подан как величайшая победа итальянской дипломатии со времени 1860 года. Ведь было известно, что за греков заступилась Англия, и тем не менее Италия «достигла своих целей». Страна, так сказать, вставала с колен — теперь великие державы будут говорить с ней, как с равной.
Вот этот довод вызвал совершенно искренний восторг.
Не зря д’Аннунцио сделал лорда Хисфилда главным злодеем в своем романе — все в Италии знали, что англичане горды, богаты и заносчивы, и вот теперь новый премьер показал им, как твердо могут защищать свою честь итальянцы.