Они оба направились дальше. На стоянке у выхода из тоннеля их ждала припаркованная напротив торгового центра серебристая "мазда".
Уже тронувшись с места, водитель сказал немного неловко:
— Слышь, Серый, ты про этого следователя шефу сам доложишь? Да?
— Да уж… — с досадой отозвался Серый.
Он был уже не рад, что узнал следователя, что сгоряча сообщил об этом напарнику — теперь придется объясняться с шефом. И еще неизвестно, как тот отреагирует на информацию о том, что они пришили врача на глазах у следователя по особо важным…
— Ситуёвина, так ее… — выругался водитель.
Он думал о том же: а ну как следователь разглядел его и запомнил — его карточек и фотороботов в разных прошлых «делах», скорее всего, хранится немало.
— Как он по возрасту-то, твой "следак"? — хмуро поинтересовался он.
— Щенок.
— И то ладно…
Серый в этом уверен не был.
МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ. ОСОБНЯК ВАХИ СУЛТАНОВА
Едва слышный звук, доносившийся из-за двери дамской уборной, насторожил Боксера. Ему уже давно не доводилось слышать такого. Тем более в стенах этого особняка — люди, способные на столь искреннее проявление чувств, сюда по своей воле попадали нечасто.
Он остановился, прислушался внимательнее. Представил, как это могло выглядеть, если бы кто-то увидел его со стороны. Однако сейчас было не до подобных мыслей — и в самом деле было похоже, что там, в дамской комнате, кто-то тихо, едва слышно, плакал. Собственно, звуков самого плача не доносилось — только по временам проникали сдавленные всхлипывания.
Входить в дамский туалет не принято (не то, чтобы запрещается — именно не принято) даже начальнику охраны. И все же… Поколебавшись, Боксер осторожно повернул ручку и чуть толкнул дверь. Хорошо отрегулированные и смазанные петли провернулись беззвучно.
Прислонившись спиной к голубому кафелю стены, прямо на мусорном бачке, закрыв лицо руками, сидела та самая блондинка, которая полчаса назад обрабатывала ногти на ногах Вахи Султанова. Сквозь ее пальцы просачивались мутноватые от размытой косметики слезы, мерно капали на распахнувшийся коротенький кокетливый халатик. Одна грудь — пышная, но еще крепкая, не кормившая, загоревшая, с большим коричневым окружием вокруг обмякшего сосочка — вылезла из-под материи, другая была видна только до половины.
Боксер шагнул в помещение, плотно закрыл за собой дверь. Услышав этот звук или просто почувствовав присутствие постороннего, девушка испуганно дернулась, едва не ударившись затылком о стену, уставилась на вошедшего своими синими, как васильки в поле, глазами. От этого движения обнажилась и вторая грудь. Мужчина невольно скосил взгляд на них, однако девушка этого не заметила.
Он присел перед ней на корточки.
— Не бойся, — Боксер постарался, чтобы его голос и слова звучали как можно доброжелательнее.
И тут же поймал себя на том, что не знает, как зовут эту педикюршу. Он вообще практически никогда не интересовался именами всех этих девиц — чаще всего именно столь любимых южанами блондинок, — их часто привозили сюда, они жили здесь более или менее длительное время и потом их отсюда увозили. Он всей душой презирал это бабское, настолько расплодившееся нынче, племя, прекрасно зная, на что здесь соглашаются эти самки ради того, чтобы получить плату побольше.