XLIV. Немалое время потратил я тогда же на продолжение начатого мною строительства лоджии и огромнейшего сооружения магистратов, выходящих на берег реки Арно. Ничего более трудного и более опасного, чем эта лоджия, мне еще не приходилось строить, так как своими фундаментами она стоит на реке и как бы в воздухе. Однако, помимо других Причин, она была необходима для того, чтобы привязать к ней (как это и было сделано) большой коридор, который через реку соединяет герцогский дворец с дворцом и садом семейства Питти. Этот коридор был по моему замыслу и проекту завершен в течение пяти месяцев, хотя можно было предполагать, что такую работу невозможно закончить меньше чем в пять лет.

Я не говорю о том, что на мне же лежала забота о том, чтобы для названных свадебных торжеств переделать и умножить те машины, которые сооружались в главной абсиде церкви Санто Спирито и которые в свое время были применены в праздничном убранстве в церкви Сан Феличе ин Пьяцца, и все это было доведено мною до предельного совершенства, и тем самым были предотвращены несчастные случаи, имевшие место во время вышеназванных празднеств. На мне лежала забота о строительстве дворца и церкви рыцарей ордена св. Стефана в Пизе, а также свода, вернее купола, церкви Мадонны дель Умильта в Пистоне, работе в высшей степени ответственной.

Если из всего этого мне хоть что-нибудь хорошо удалось, я, нисколько не оправдываясь в своем несовершенстве, слишком хорошо мне известном, возношу бесконечную благодарность Господу, который, как я на то надеюсь, поможет мне увидеть окончание предстоящей мне и повергающей меня в трепет росписи упомянутых выше стен Большой залы, к полному удовлетворению моих синьоров, дававших мне возможность в течение целых тридцати лет выполнять с честью и с пользой для себя величайшие задачи, с тем чтобы потом, устав, обессилев и состарившись, уйти на покой. И если я по разным причинам выполнял большую часть названных работ с некоторой поспешностью и небрежностью, я надеюсь выполнить настоящую не спеша, поскольку синьор герцог согласился на то, чтобы я не торопился, но работал спокойно, и предоставил мне право передохнуть и отвлечься всякий раз, как я этого пожелаю. Недаром в прошлом году, когда я переутомился от множества вышеназванных работ, он разрешил мне отпуск на несколько месяцев.

XLV. И вот, отправившись в путь, я объездил чуть ли не всю Италию и снова повидал бесчисленное множество друзей, моих синьоров и разных превосходных художников, как я уже говорил выше, но в иной связи. Наконец, когда я перед возвращением во Флоренцию посетил Рим, дабы приложиться к стопам святейшего и блаженнейшего папы Пия V, он поручил мне написать во Флоренции образ и переслать его в его обитель и церковь дель Боско, которые он как раз строил у себя на родине около Александрии делла Палья. Возвратившись, таким образом, во Флоренцию и во исполнение приказа Его Святейшества и памятуя о ласковом приеме, который он мне оказал, я согласно его поручению написал для него на дереве Поклонение волхвов. Когда же он узнал, что я его закончил, он дал мне знать, что возымел желание, чтобы я приехал с названным образом в Рим и выслушал от него некоторые его соображения. Однако вызвал он меня главным образом для того, чтобы поговорить со мной о строительстве собора св. Петра, которое он, видимо, очень близко принимал к сердцу. Итак, снарядившись и взяв с собой сто скудо, которые он мне для этой цели переслал, я отправился в Рим, где, после того как я пробыл целый месяц, не раз беседовал с Его Святейшеством, советуя ему не допускать никаких искажений замыслам Буонарроти в отношении строительства собора св. Петра, и сделал несколько проектов; он заказал мне для главного алтаря названной своей церкви в дель Боско не образ на дереве, как это обычно делается, а огромнейшее сооружение, нечто вроде триумфальной арки с двумя образами на дереве: один спереди, а другой сзади, а в небольших клеймах – около тридцати многофигурных историй, что я благополучнейшим образом и завершил. В это же время, по милости Его Святейшества, который с бесконечной ко мне любезностью и благорасположением дал безвозмездно соответствующее свое распоряжение, я получил право построения капеллы и звание декана приходской церкви в Ареццо, с тем чтобы я и моя семья владели этой капеллой, то есть главной капеллой этой церкви, и чтобы она была собственноручно мною расписана и посвящена божественному милосердию в знак признательности (хотя и недостаточной) за те бесчисленные милости и дары, коими я обязан его великодушию и коими он соблаговолил меня почтить. Алтарный же образ этой капеллы по виду своему очень похож на тот, что упомянут мною выше, и поэтому отчасти и заставил меня о нем вспомнить, так как он также не встроен и также состоит из двух досок, из которых одной, а именно передней, я уже касался выше, а на другой, задней, изображена история св. Георгия, окруженная картинами и разными святыми, истории которых размещены под ней в нижнем ряду, поскольку под алтарем в прекраснейшей раке покоятся их мощи наряду с другими главными реликвиями этого города. Посредине же стоит сень, отлично приспособленная для Св. Даров, так как она открыта в сторону и того и другого алтаря и украшена историями из Ветхого и Нового Заветов, каждая из которых имеет отношение к этому таинству, как о том частично упоминалось в другом месте.

XLVI. Я забыл также сказать, что в предыдущем году, когда я в первый раз ездил в Рим приложиться к стопам, я проехал через Перуджу, чтобы водрузить на свои места три большие картины, написанные мною на дереве для черных монахов св. Петра этого города, а именно в их трапезной. На одной из них, на средней, изображен Брак в Кане Галилейской, когда Христос совершал чудо превращения воды в вино; на второй, правой, – пророк Елисей, сделавший съедобной очень горькую похлебку, всыпав в нее муку, так как сыны пророческие не могли ее есть из-за сваренных в ней и испортивших ее плодов колоквинты; на третьей, левой, св. Бенедикт, который, когда его монахам было нечего есть, узнает от послушника, что к воротам обители прибыло несколько верблюдов, нагруженных мукой, и видит, как ангелы небесные чудесным образом разгружают несметное количество этой муки.

Для синьоры Джентилины, матери синьора Кьяппино и синьора Паоло Вителли, я написал во Флоренции и оттуда переслал в Читта ди Кастелло большой образ, который изображал Венчание Богоматери, наверху – хоровод ангелов, а внизу – много фигур больше натуральной величины, который был помещен в церкви Сан Франческо этого города.

Для церкви в Поджо-а-Кайано, на вилле синьора герцога, я написал на дереве Мертвого Христа на коленях у Матери со смотрящими на него святыми Косьмой и Дамианом и с летящим плачущим ангелом, который показывает символы Страстей нашего Спасителя. А почти что в это же время во флорентийской церкви Кармине, а именно в капелле моих больших друзей Маттео и Симоне Ботти, был установлен мною же написанный алтарный образ с изображением распятого Христа и плачущих св. Иоанна и Марии Магдалины. Далее, по заказу Якопо Каппони и для посылки их во Францию, я написал две большие картины: на одной Весну, а на другой Осень, с большими фигурами и новыми выдумками, а еще на одной картине большего размера – мертвого Христа, поддерживаемого двумя ангелами, и в небесах – Бога-отца. Для монахинь Санта Мариа Новелла в Ареццо я в те же дни, или незадолго до этого, послал алтарный образ Благовещения с двумя святыми по сторонам, а камальдульским монахиням в Луко, что в Муджелло, другой, который находится внутри хора их церкви и который изображает распятого Христа с предстоящими св. Иоанном и Марией Магдалиной.

XLVII. Луке Торриджани, большому моему другу и близкому мне человеку, хотелось иметь наряду со многими другими произведениями нашего искусства также и что-нибудь собственноручно написанное мною, с тем чтобы всегда держать это при себе, и я написал ему на большом холсте обнаженную Венеру и вокруг нее трех граций, из которых одна ее причесывает, другая держит перед ней зеркало, а третья наливает воду в сосуд, собираясь ее купать. Картину эту мне удалось написать с величайшим старанием и величайшей тщательностью, на какие я только был способен, дабы порадовать душу не только самому себе, но и столь нежно любимому моему другу. Сделал я также для Антонио де’Нобили, главного казначея Его Превосходительства и человека весьма мною любимого, не только его портрет (писать мне не хотелось), но и голову Христа соответственно тому, что Лентул пишет о его лике, однако и то и другое я сделал добросовестно. Равным образом написал я другую голову Христа, несколько более крупную, но подобную предыдущей, для синьора Мондрагоне, которая до последнего времени находилась у дона Франческо деи Медичи, князя Флоренции и Сиены, и которую я подарил Его Высокородию за великую любовь, питаемую им к доблести и к нашим искусствам, и с тем, чтобы, взглянув на нее, он мог вспомнить, что я его люблю и что я его верный друг.

У меня все еще находится в работе большая картина, которую я вскоре надеюсь закончить, вещь очень смелая и предназначенная синьору Антонио Монтальво, владетелю Сассетты, достойного первого и самого приближенного к нашему герцогу камергера и настолько нежного и близкого (чтобы не сказать лучшего) мне друга, что, если только рука моя не обманет заветного моего желания оставить ему залог моей любви к нему, мир узнает, насколько я его почитаю и насколько я дорожу тем, чтобы память о столь почитаемом, верном и любимом мною синьоре жила в потомстве, так как он охотно берет на себя заботу и попечение о всех выдающихся талантах в этой области и о всех любителях рисунка. Для синьора князя Франческо я недавно написал две картины, посланные им в Испанию, в Толедо, одной из сестер семейства синьоры герцогини Элеоноры, а для него лично – небольшую картинку вроде миниатюры с сорока большими и маленькими фигурами, согласно его прекраснейшему замыслу. Для Филиппе Сальвиати я не так давно закончил образ, предназначенный сестрам св. Винченции в Прато и изображающий наверху – Венчанную Богоматерь, уже вознесшуюся на небо, а внизу – апостолов, обступивших гробницу. Для черных монахов флорентийского аббатства я также в настоящее время пишу образ, который близится к концу и на котором будет изображено Успение Богородицы и апостолы в фигурах больше натуральной величины, а по сторонам его – другие фигуры и истории, а также обрамления, задуманные мною по-новому.

XLVIII. А так как синьор герцог, человек выдающийся во всех отношениях, имеет склонность не только к сооружению дворцов, городов, крепостей, гаваней, площадей, садов, фонтанов, поселков и других вещей прекрасных, великолепных и весьма полезных для блага его подданных, но также в высшей степени и к тому, чтобы в качестве католического государя и в подражание великому царю Соломону воздвигать новые храмы и божьи церкви и придавать существующим лучшую форму и больше красоты, он недавно приказал мне удалить из церкви Санта Мариа Новелла ее алтарную преграду, отнимавшую у нее всю ее красоту, и выстроить новый, роскошнейший хор за главным алтарем, дабы упразднить то, что посредине церкви заслоняло большую ее часть, благодаря чему она и кажется новой великолепнейшей церковью, какова она и есть на самом деле. А так как вещи, лишенные строя и соразмерности, не могут быть прекрасными во всех отношениях, он приказал сделать в боковых нефах богатые каменные обрамления в новой манере, так, чтобы они в точности приходились на середине пролетов арок, между каждой парой колонн, служили, имея алтарь посередине, в качестве капелл и были все выполнены в одной манере или, в крайнем случае, – в двух; образа же, включаемые в эти обрамления, должны иметь семь локтей в высоту и пять в ширину и быть расписаны по воле и усмотрению владельцев этих капелл. И вот, в одном из этих каменных обрамлений, выполненных по моему проекту, я написал для монсиньора Алессандро Строцци, епископа Вольтерры, моего старого покровителя, распятого Христа по видению св. Ангельма, то есть с семью добродетелями, без которых мы не можем подняться по семи ступеням, ведущим к Иисусу Христу, и другими подробностями, увиденными этим святым. В той же церкви для превосходного магистра Андреа Паскуале, врача синьора герцога, я написал в одном обрамлении Воскресение Иисуса Христа так, как вдохновил меня Господь в угоду магистру Андреа, любезнейшему моему другу.

XLIX. Он же, великий герцог, пожелал, чтобы то же самое было сделано в самой большой флорентийской церкви Санта Кроче, а именно чтобы была снята алтарная преграда, чтобы был построен хор за главным алтарем, несколько выдвинутым вперед, и чтобы на алтарь был водружен новый богатый киворий для Св. Даров, сплошь украшенный золотом, историями и фигурами; кроме того, чтобы так же, как говорилось выше о церкви Санта Мариа Новелла, были устроены вдоль стен четырнадцать капелл с еще большей затратой средств и украшений, чем в вышеназванной церкви, поскольку эта церковь значительно больше той. На соответствующих же образах, которые должны будут служить продолжением картин Сальвиати и Бронзино, следует изобразить все главнейшие таинства, учрежденные Спасителем, начиная от его Страстей и кончая Сошествием св. Духа на апостолов. Последнее, то есть Сошествие св. Духа, после того как я сделал проект капелл и каменных обрамлений, находится у меня в работе для мессера Аньоло Биффоли, главного казначея этих синьоров и моего друга. Не так давно я закончил две большие картины, находящиеся в магистрате Девяти консерваторов, рядом с церковью Сан Пьетро Скераджо, на одной – голова Христа, а на другой – Мадонна.

Но так как было бы слишком долго рассказывать о множестве других картин, бесчисленных рисунках, моделях и поставленных мною маскарадах и так как сказанного мною уже хватит и более чем достаточно, я скажу о себе только одно: как бы велико и значительно ни было все то, что я всегда делал для герцога Козимо, невозможно не только превзойти его в его духовном величии, но и отдаленно с ним сравняться, что ясно будет видно на примере третьей большой сакристии, которую он собирается построить при церкви Сан Лоренцо, наподобие той, что в свое время создал там Микеланджело, но всю сплошь отделанную разными видами пестрого мрамора и мозаикой, дабы заключить там в гробницах, почетнейших и достойнейших его могущества и величия, останки покойных его детей, отца, матери, супруги, великодушнейшей герцогини Леоноры, и самого себя. Модель этой сакристии мною уже сделана по его вкусу и в соответствии с указаниями, которые я от него получил, и когда эта модель будет осуществлена, сакристия будет новым Мавзолеем, великолепнейшим и поистине царственным. Однако хватит и того, что я уже сказал о себе, дожив в столь великих трудах до пятидесяти пяти лет и надеясь прожить сколько угодно будет Господу, с честью для себя, на радость друзьям и, насколько позволят силы, на пользу и процветание благороднейших искусств.