И именно это и трогало Гендальева до глубины души. Это чувство приверженности и всеобщей вовлечённости, которое делало всю команду «Владимира Великого» одним большим организмом.
Большинство членов экипажа здесь делились на маленькие группки, преимущественно по роду занятий. Массовым скоплением, люди собирались лишь в камбузе во время приёма пищи. Впрочем, есть обособленно в своих каютах, здесь тоже не возбранялось.
Нельзя было сказать, что все эти люди питали друг к другу взаимную симпатию и готовы были рисковать жизнью ради любого малознакомого матроса. Общались они друг с другом постольку, поскольку то было необходимо в связи с работой. На Виктора все здесь смотрели как на дополнительную единицу товара, которую куда-то перевозят. Он не замечал на себе ни неприязненных, ни симпатизирующих взглядов. Не было заметно, что и его соседи пользуются среди остальной команды популярностью. Однако, что ощущалось прямо-таки инстинктивно, так это некая общность. Случись здесь что-то из ряда вон выходящее, окажись кто-то из команды в беде, и сомневаться не приходится – на помощь ему ринется любой матрос.
Наверное, так было потому, что все они находились вдали от дома и были одни в этом безграничном океане. Возможно, случись им так же работать в какой-нибудь городской конторе офисного здания, и это чувство солидарности тут же бы исчезло.
Но они работали не в конторе, их жизнь была другой. И они сами тоже были другими. Это была альтернатива обыденной серости. Альтернатива немыслимая и чуждая для привычного уклада человеческого существования с его навязанными ценностями.
Подходила к концу третья неделя плавания. Гендальев наслаждался путешествием и совсем перестал думать о своём смертельном диагнозе. Он бы с радостью остался здесь навсегда. Устроился бы простым палубным как Андрей и Сурен Пихаев и катался бы туда-сюда всю оставшуюся жизнь, посвящая себя работе со шваброй в руках. Уходу за «Вовой». Это было интересно и заставляло его сердце биться чаще. И не было на этом корабле никого, перед кем было бы стыдно выглядеть простым уборщиком. Тебе становится наплевать на мнения, когда ты по-настоящему начинаешь ценить свою жизнь. А по-настоящему её ценить ты начинаешь лишь тогда, когда в скором времени тебе с ней придётся расстаться.
Так же иные не ценят своей свободы и возможности делать всё, что не запрещено законом. Ходить на улицу, гулять, выбирать себе дело, дышать свежим воздухом, смотреть на природу и на людей. Они не ценят всего этого до тех пор, пока это есть. Эти простые вещи приобретают ценность, когда человек оказывается запертым в тюрьме, или психушке. Когда в один трагический момент, человек теряет навсегда зрение, или способность самостоятельно двигаться. Или когда в его родной край вторгается вражеская армия и начинает уничтожать всё то, что он не ценил.
Виктор гулял по палубе и смотрел в бурлящее море. Он одолжил у Пихаева бинокль и подолгу вглядывался в бескрайние просторы. Он видел китов в прозрачной водяной глади, видел акульи плавники, видел дельфинов и видел летучих рыб с рептильными крыльями.
Пару раз судно попадало в шторм, и тогда он сидел вместе со всеми в каюте, пристегнувшись ремнями к койке.
Всё здесь было для него прекрасным. Он даже подумывал над тем, чтобы поговорить откровенно с капитаном и попроситься на работу. Виктор поделился своими соображениями с Андреем.
– Не хотел бы тебя огорчать дружище, но вряд ли получится, – без обиняков ответил тот. – Дело это, сам понимаешь, интересное. Людям вроде нас только дай возможность путешествовать по миру, больше ничего не надо. Так к чему это я… эээ, братик, не выйдет ничего, уж прости, говорю как есть. Желающих много, хоть и казалось бы, что не должно. Зарплатка у нас у всех тут, честно тебе скажу, неплохая. Покатался в рейсе два месяца, приехал и отдыхай всю зиму. А весной снова. Так и получается, что работаем по полгода, а денег с лихвой хватает на весь год. Но не в этом дело, сам понимаешь. Если ты не учился, или хотя бы в морфлоте не служил, то даже как кандидата рассматривать тебя не станут. Ну а даже, имей ты опыт мореплавания, соискателей тут всегда пруд пруди, а мест мало. Так вот. Это правда, братик. Проверь, если не веришь, поговори с капитаном.
Гендальев верил, но с капитаном всё же решил переговорить. Потом, когда они будут приближаться к Индии. К конечному пункту, перед тем как повернуть обратно. А там, если всё действительно так, он в Индии по-тихому и сойдёт. Будет искать приключения на остаток жизни уже на суше. В краях вечного лета, где можно жить и добывать пищу на улице. Он наделся, что в бескрайних просторах индийской нищеты на помойках найдётся съестное и для одного российского бомжа… Виктор не любил об этом думать, но взглянув правде в глаза, стоило признаться самому себе, что всё так, скорее всего и будет.
Корабль приближался к первому отгрузочному пункту в Южной Африке. Там, остановившись на несколько дней в порту, им предстояло пополнить запасы воды и пищи, а также сделать кое-какой профилактический ремонт.
Он прогулялся немного по окрестностям порта.
– Ты главное далеко не ходи, – предупредил Пихаев. – Здесь, конечно, не какое-нибудь Сомали, но всё же небезопасно. Запросто можно получить нож в пузо только за то, что ты белый. Англосаксы здесь прилично нагадили в своё время. А обозлённому негру: что русский, что англосакс – без разницы.
Виктор не стал испытывать судьбу и внял совету бывалого моряка. Далеко заходить и смысла не было, так как развитие африканского городка, названия которого он даже не смог выговорить, достигало своего пика в окрестностях порта. Глядя на нищих негритянских детей и женщин, предлагающих себя за бесценок каждому встречному, оставалось лишь ужасаться от предположений, что же тогда там, в глубине этой местности?
Гендальев решил, что если бы ему выпало остаться здесь, то, пожалуй, он предпочёл бы вернуться бомжевать в Россию. Там, по крайней мере, можно на привычном языке милостыню попросить в случае чего. Да и на помойках дома еда намного свежее и она там ЕСТЬ.
Увидев всё, что смог переварить, Виктор решил оставаться на корабле и продолжать тешить себя надеждой, что в Индии будет лучше. Но как же начинать так жить, бродягой? Не зная ни иностранных языков, ни привычек, принятых в этом новом, неизвестном обществе? Как устроиться на работу за еду, если ты не знаешь, как об этом попросить?
Много вопросов и лишь один ответ: какая разница, ты всё равно скоро сдохнешь! Именно это и открыло в нём решительность, которой он вряд ли бы когда-либо набрался, если бы не все эти обстоятельства.
Он стоял на палубе и смотрел на удаляющееся побережье Южной Африки. Стоянка окончена и впереди завершающая неделя путешествия. Потом они достигнут Индии, и он выйдет на свою финишную прямую.