Но политики упустили из виду тыл. Нужды армии, блокада со стороны Антанты и захват русскими большей части галицийской житницы истощили запасы продовольствия в стране. Путям сообщения и аграрному производству в тылу, кроме того, грозили банды дезертиров, собиравшихся в полувоенные формирования в сельской местности. В 1915 г. ввели карточки на муку и хлеб, в следующем году — на сахар, молоко и кофе, а позже — и на картошку. К 1918 г. недельная норма картофеля составляла всего полкило. Карточная система не всегда спасала от дороговизны и дефицита провизии. По выходным рабочие устремлялись за город — искали хоть какой-то еды или перекапывали картофельные поля. Чтобы прокормить свои населенные пункты, мэры останавливали поезда с продовольствием, идущие в крупные города, и отбирали грузы. Зимой 1917/18 гг. из-за нехватки угля закрылось много театров, кино и прочих увеселительных заведений, которые стало невозможно отапливать[549].

Чтобы сплотить население, в кинотеатрах (которые еще не закрылись) шли воодушевляющие ленты, где показывали бодрых военных, работающие фабрики и безмятежные улицы. Цензура запрещала демонстрацию кадров сражений или жертв войны и «подчищала» художественные фильмы, привезенные из Франции, чтобы скрыть их происхождение. До войны кинопродукция Вены в основном состояла из порнографических фильмов студии Saturn-Film (в наше время они выглядят как пародия). В военные годы первенство захватила студия Sascha-Filmindustrie, снимавшая мелодрамы, еженедельную хронику и комедии. Комедия 1916 г. «Военная Вена» (Wien im Krieg) — подлинное произведение искусства, где социальная сатира разбавлена интерлюдиями, снятыми через искажающую линзу, чтобы показать город глазами двух пьяниц[550].

В 1916 г., чтобы укрепить дух гражданского населения, правительство и военное командование организовали особую Военную выставку (Kriegsausstellung). Выставка, открывшаяся в венском парке Пратер на площади 50 000 кв. м, состояла из 25 разделов. В парке вырыли траншеи, устроили модель полевого госпиталя, выставили множество трофеев — захваченных орудий и самолетов. Экспозиция разместилась на месте старого парка аттракционов, и по замыслу была не только познавательной, но и развлекательной. Поэтому там имелись театр, кинозал, несколько ресторанов и киоски с сувенирами, где, помимо прочего, продавались поделки военнопленных.

Эта выставка выхолащивала войну. Она показывала «игрушки для мальчиков» в виде огромных гаубиц и понтонных мостов. Врага представляли образцы оружия, фотографии сдачи подразделений и «примеры наиболее интересных расовых типов русских солдат». На стендах и в витринах можно было увидеть стандартный фронтовой паек (включая суточную норму фуража для лошадей), новейший беспроводной телеграф, работы армейских художников, рентгеновские аппараты и т. д. Целое здание отвели под экспозицию о протезировании. Там инвалиды войны время от времени демонстрировали публике, как они могут играть на музыкальных инструментах, печатать на машинке и столярничать. Тем, кто не выжил, посвящалась экспозиция военных захоронений. Скорбящих родных тут заверяли, что их близкие покоятся на отлично ухоженных кладбищах[551].

Открывал Военную выставку в июле 1916 г. зять императора эрцгерцог Франц Сальватор. В 1890 г. он стал мужем младшей дочери Франца Иосифа Марии Валерии, которая была как две капли воды похожа на мать. Поскольку Франц Сальватор не принадлежал к правящим домам Европы, Франц Иосиф по своему обыкновению настоял, чтобы ради брака дочь отказалась от всех прав на престол. В первый день Пратер посетило 20 000 человек, а за пять месяцев — почти миллион. Выставка имела такой успех, что, закрывшись на зиму, она вновь открылась на следующий год. Как писал позже один журналист, Военная выставка помогала людям забыть о войне путем разглядывания войны. Он сравнивал посетителей выставки со зрителями в кинотеатре — их «дух вдруг покидал окружающую действительность»[552].

Каталог выставки не мог скрыть каждодневных лишений военного времени. Несмотря на объем 300 страниц, он оставался недорогим благодаря коммерческому финансированию: множество компаний наперебой стремились показать, как они перепрофилировали производство под нужды страны. В других рекламных объявлениях предлагалась обувь с деревянной подошвой и такими же гвоздями, поскольку кожа и железо были в дефиците. Рядом Императорская фигово-табачная фабрика хвалилась, что ее эрзац-кофе «лучше зернового»[553]. В 1918 г. работа Военной выставки не возобновилась. На ее месте открыли куда более скромную Выставку товаров-заменителей (Ersatzmittelausstellung). Она была уже исключительно образовательной и учила жителей Вены обходиться картонными туфлями, заменителями яиц и синтетическим маслом. Столкнувшись с дефицитом ткани, промышленники также пытались наладить производство военной формы из крапивы и рассчитывали на экономию благодаря введению в армии одного фасона блуз для обоих полов.

В 1914 г. с объявлением ультиматума Сербии в Австро-Венгрии установили чрезвычайное положение: урезали гражданские свободы (свободу слова, свободу собраний, право на неприкосновенность собственности и частной жизни и т. д.), мобилизовали граждан на производство и передали обширные территории в разных частях империи под контроль военных. К середине 1915 г. законы военного времени действовали по всей Цислейтании, кроме Верхней Австрии, Нижней Австрии и Чехии. Военные трибуналы судили скоро и предвзято, зачастую пренебрегая процессуальными нормами, причем в первую очередь от их предубежденности страдали славянские меньшинства. Через такие трибуналы прошло около 3 млн граждан, причем многих судили за мелкие проступки, вплоть до оговорок. В августе 1914 г. в Штирии нескольких словенцев арестовали за то, что двумя годами ранее они пожертвовали деньги в крайнский фонд Красного Креста в Любляне. Законы военного времени часто подкреплялись «чрезвычайными мерами» (Standrecht), предусматривавшими быстрые судебные разбирательства с двумя возможными исходами: оправданием или смертным приговором[554].

Помимо прочего, армия взяла под контроль тяжелую промышленность, поставив надзирать за фабриками «военных управляющих». На самом деле производство оружия и транспортных средств росло все годы войны: в 1917 г. было выпущено 15 000 пулеметов против 4000 в 1915-м, 400 локомотивов против 300 и т. д. Но темпы роста были ниже, чем у противной стороны, и даже такой рост обернулся разбалансированием экономики. Кредиты, в основном от немецких банков, и золотовалютные резервы шли на закупки стали и угля, а не продовольствия. Не помогли ни введенная в 1915 г. государственная монополия на зерно, ни создание Генерального комиссариата для координации продовольственных поставок. Полицейские рапорты о настроениях в народе уже в 1916 г. сообщали о длинных очередях в продовольственные лавки, которые люди зачастую занимали с полуночи. В этих же рапортах говорилось, что народ больше не волнует исход войны — осталось только желание, чтобы она поскорее закончилась[555].

К 1918 г. администрации провинций уже препятствовали поставкам продовольствия, чтобы прокормить собственное население. Несмотря на это, к осени запасы продовольствия практически иссякли по всей стране. Карточки, очереди и голод вскоре обернулись забастовками и хлебными бунтами. В январе 1918 г. 700 000 рабочих на 10 дней прекратили работу, а еще десятки тысяч собирались, чтобы послушать агитаторов. Весной беспорядки охватили Краков: горожане громили еврейские торговые заведения, а драки за еду повсеместно выплескивались на улицы. Поскольку и охрана закона, и экономика находились теперь под контролем военизированной бюрократии, в дефиците все чаще винили правительство и чиновников. Еще осенью 1916 г. полицейские агенты отмечали, что народ слабо реагирует на случившееся тогда убийство министра-президента Цислейтании и почти не вывешивает траурных флагов. Самого Франца Иосифа, умершего в ноябре, оплакивали с бо́льшим рвением и с более многочисленными траурными флагами, но в целом на улицах Вены в те дни «не происходило ничего особенного». Историк и политический деятель Йозеф Редлих записал в дневнике: «Весь город объят глубокой, тяжелой усталостью: не чувствуется ни печали об умершем правителе, ни радости за его преемника». Правительство, которое не в состоянии прокормить население, очень скоро утрачивает влияние, а затем и легитимность[556].

Из 8 млн человек, призванных на службу в габсбургские вооруженные силы, к ноябрю 1918 г. миллиона уже не было в живых; почти 2 млн получили ранения, 4 млн прошли через госпитали из-за болезни и около 1,5 млн находились в плену. Все это — при общей численности населения страны чуть менее 30 млн. Армия хоть и поредела, в целом оставалась если не лояльной, то по крайней мере дисциплинированной. В начале ноября 1918 г., принимая капитуляцию 400 000 австро-венгерских военнослужащих, итальянцы обнаружили среди них более 80 000 чехов и словаков, 60 000 южных славян (в основном хорватов), 25 000 трансильванских румын и даже 7000 итальянцев из Истрии и Тироля. В качестве финального парадокса истории армия империи Габсбургов, распадавшейся в тот самый момент на национальные государства, сохранила свой интернациональный характер[557].

Последним распоряжением Франца Иосифа своему камердинеру было «Завтра утром, в половине четвертого». Больной 86-летний император был полон решимости встать в обычное для себя время. Наследовал Францу Иосифу его внучатый племянник Карл. Стандартам, заданным его двоюродным дедом, он не соответствовал. О нем ходила острота: «Рассчитываешь увидеть 30-летнего мужчину, но он выглядит как 20-летний юноша, а думает, говорит и действует как 10-летний мальчик». Впрочем, как бы над ним ни насмехались, Карл был порядочным человеком и убежденным сторонником мира. Увы, ему недоставало авторитета и возраста его предшественника — или твердости Франца Фердинанда, чье место в очереди на трон он занял. К войне он относился без особого энтузиазма. Весной 1915 г. на совещании в Генеральном штабе он будто бы сказал: «Не понимаю, зачем мы тратим столько сил на бессмысленную борьбу — в этой войне нам все равно не победить»[558].

Прежде Габсбурги, потерпев полное поражение на поле боя, умудрялись заключить с врагом мир, пусть и поступившись территориями, а иной раз и кем-то из принцесс. За участие в военных действиях Антанта пообещала Румынии и Италии части побежденной империи: первой — Трансильванию, а второй — Далмацию и южную часть Тироля. Империя Габсбургов могла пережить такую потерю. Ради мира с Россией она могла бы даже пожертвовать частью Галиции. Однако в 1916 г. Австро-Венгрия зависела от Германии, и значительная часть ее армии перешла под командование к немецким генералам.

Начиная с 1917 г. император Карл прощупывал почву, выясняя, нет ли возможности заключить мир. Он обещал (как будто они ему принадлежали) отдать Стамбул русским и вернуть Франции Эльзас и Лотарингию. Но эти его авансы ничего не принесли, зато стали известны газетчикам. Чтобы успокоить Вильгельма II, в апреле 1918 г. министр иностранных дел габсбургской империи публично заявил, что Карл не заинтересован в заключении сепаратного мира. В следующем месяце Карл посетил Вильгельма в его ставке в бельгийском городе Спа. Он согласился не только еще плотнее координировать действия немецких и австро-венгерских войск под германским командованием, но и поставить империю Габсбургов на службу военной экспансии Германии и ее экономической политике, вплоть до вступления Австро-Венгрии в таможенный союз под предводительством Берлина. Пришло время возвращать долг по «незаполненному чеку».

В апреле 1917 г. в Первую мировую войну вступили Соединенные Штаты Америки. Президент США Вудро Вильсон первоначально не имел намерений уничтожить империю Габсбургов. В выдвинутых им в январе 1918 г. «Четырнадцати пунктах» говорилось лишь о том, что «народы Австро-Венгрии… должны получить широчайшую возможность автономного развития». Британский премьер-министр Ллойд Джордж также заявил, что ликвидация империи «не входит в военные цели» Великобритании. Но в дальнейшем позиция союзников ужесточилась — ввиду малой вероятности того, что империю Габсбургов удастся оторвать от Германии. Госсекретарь США потребовал «стереть империю с карты Европы», а в июне 1918 г. Вильсон объявил, что «все ветви славянской расы должны быть полностью освобождены из-под власти Германии и Австрии». Теперь пропаганда союзников открыто приветствовала распад империи и образование на ее месте независимых национальных государств[559].

В мае 1917 г. Карл возобновил работу рейхсрата, а через два месяца объявил всеобщую амнистию, освободив более 2000 политических заключенных, многие из которых вынашивали проекты полного преобразования империи и даже ее уничтожения. Считавшиеся до тех пор маргинальными идеи теперь громко обсуждались в стенах рейхсрата. Во-первых, это была идея единого государства южных славян, которое, объединив словенцев, хорватов и сербов, станет достаточно мощным, чтобы умерить притязания Италии на Адриатическое побережье. Эта мечта действовавшего в изгнании Югославянского комитета превратилась в официальную политику союзников летом 1918 г. Во-вторых — идея Томаша Масарика, будущего президента Чехословакии, о создании общего государства чехов и словаков. Находясь в изгнании в Лондоне, Масарик убедил британских политиков, что его план вполне реален.

Конец наступил скоро. В сентябре 1918 г. Восточная армия Антанты с французами во главе прорвала македонский фронт на юге Балкан, вынудив Болгарию просить о мире. Союзникам открылся путь для вторжения в Австро-Венгрию с юга, а у Германии уже не хватало ни людей, ни средств, чтобы прийти на помощь. Последнее летнее наступление немцев на Западном фронте провалилось, а к тому времени 2 млн американских солдат уже высадились во Франции, чтобы поддержать контрнаступление союзников. К октябрю германские войска отступали по всему фронту.

В начале октября правительство Германии начало переговоры с Антантой о прекращении огня. В тщетной попытке удовлетворить растущие требования о самоуправлении император Карл издал манифест, в котором говорилось о реорганизации империи по национальному признаку. Однако представители недавно созданных «национальных комитетов» уже захватили власть в Праге, Загребе и Трансильвании, объявив себя национальными правительствами согласно букве этого манифеста. В конце месяца революция в Венгрии привела к власти лидера левых, «красного графа» Михая Каройи.

От империи Габсбургов почти ничего не осталось. Даже в австрийских землях провозгласили независимую республику Германская Австрия. 11 ноября император Карл официально устранился от управления государством (но не отрекся от престола). Вскоре после этого лидер австрийских социал-демократов Карл Реннер посетил императора в Шенбрунне и напутствовал его словами «Герр Габсбург, такси ждет». На следующий день оставшиеся депутаты рейхсрата приняли решение о создании республики. Позднее, в 1921 г., Карл дважды пытался захватить власть в Венгрии как ее законный монарх, но оба раза неудачно. Он умер в следующем году на Мадейре, где и похоронен. Его сердце, однако, извлекли и доставили в аббатство Мури — спустя 900 с лишним лет после Радбота и Иты еще один Габсбург вернулся после смерти в родовое гнездо династии в швейцарском Аргау.

Империя Габсбургов рухнула, потому что связала свою судьбу с Германией. Не имея возможности выйти из военного союза, она вынужденно разделила немецкое поражение. Но Германия пережила свое военное поражение, так же как и Болгария или потерявшая огромные территории Турция, с которой облетела позолота Османской империи. Габсбургская же империя исчезла окончательно: на ее месте возникли шесть новых государств, а ее поражение оказалось самым опустошительным. К 1918 г. стало ясно, что одной лишь династии недостаточно для скрепления имперского здания. Идентичность и приверженность теперь формировались вокруг наций; люди все в большей мере обращали свои надежды и верность к ним, а не к династиям. Стоило репутации династии пошатнуться, любые попытки удержать народы империи в рамках какого-то политического союза или организации потеряли смысл. Так что крах Габсбургской империи в 1918 г. стал окончательным и бесповоротным. В истории большинства европейских государств 1918 год — это конец главы (в случае России это 1917-й). Для империи Габсбургов им завершается вся книга.