– Аслан, Ромка не мой сын, я просто опекаю его.
– Да он же называет тебя мамой!
– Он всех так называет, тебя вот папой назвал, не удивлен?
– Мы возьмем его, я тебе обещаю! – глаза новоявленного папаши горели огнем.
Я вспомнила, как три месяца назад умоляла Геннадия Григорьевича, заведующего домом ребенка, не отдавать Ромку на усыновление.
– Его же там на органы продадут, – плакала я.
– Что за дикость, как вам всем в голову такое приходит?! – раздосадованно отвечал главный врач…
***
Здесь я, наверное, должна сделать очередное отступление и рассказать, как познакомилась с Ромкой.
Двумя годами ранее, когда я еще училась в школе, у нас было «УПК», то есть практика на учебно-производственном комбинате. В современных школах такого предмета нет, а жаль. На этих занятиях можно было пройти, например, курсы вождения и сдать на права, научиться печатать на пишущей машинке или закончить курсы первой медицинской помощи. Естественно, я выбрала медицинскую практику, так как справка о ее прохождении давала приоритет при поступлении в училище. Да и некоторые полезные навыки можно было приобрести.
А вот мой сосед по парте, Антон Мачула, выбрал стажировку на заводе. Запомнилась она тем, что во время обеденного перерыва он хотел съесть конфету, но лакомство выпало у него из рук и завалилось за какой-то рычаг. Он полез доставать его и случайно запустил механизм. В результате незадачливому практиканту оторвало фалангу на большом пальце. Антон невозмутимо поднял ее и понес мастеру. Спокойно спросил: «Мне палец оторвало, что делать?»
Мастер грохнулся в обморок. Поднялся переполох, и время было потеряно, фалангу так и не пришили. До сих пор Антон ходит с железным крючком вместо пальца, пугая незнакомых людей.
Я же попала на практику в дом ребенка, и мне прожгло сердце.
Собираясь в сиротский дом, я по наивности представляла себе, что вокруг забора стоят нерадивые мамаши и, украдкой всхлипывая, смотрят на своих детей. Реальность оказалась куда более прозаичной. За все время, пока я была на практике, пришел только папа одного мальчика. Он работал дальнобойщиком и мог приезжать к сыну примерно раз в неделю. Сотрудникам было дано негласное указание впускать его в любое время, хоть днем, хоть ночью. Мамы у ребенка не было, не знаю уж, по какой причине.
Других малышей родные не навещали. Волонтерам с удовольствием раздавали детей на прогулку.
Ромка был неходячий – от рождения плосковальгусные стопы обеих ног не давали ему нормально двигаться. Он с завистью смотрел на своих условно здоровых собратьев. И в следующее же свое посещение я, одолжив у Марины общежитскую складную коляску, вытащила его в кои-то веки на прогулку. Радости малыша не было предела.
– Мама, а ты завтра придешь? – спросил он дрожащим голосом.
Вот, положа руку на сердце, что бы вы ответили, глядя в широко распахнутые детские глаза?
– Конечно же, приду, – пообещала я.
Так прошло два года. Я закончила школу, а за ней и училище, и серьезно планировала забрать «сынишку». Но тут началась программа международного усыновления. В Россию хлынула волна иностранцев, жаждущих забрать сирот. Родителей обрели сначала самые больные детишки, ментальные инвалиды, гидроцефалы.