9. Случай невроза у ребенка

[458] В этих лекциях мне пришлось ограничиться общим описанием природы психоанализа. Подробный обзор метода и теории потребовал бы обширного клинического материала, изложение которого нанесло бы ущерб более глобальному видению. Однако чтобы дать вам некоторое представление о фактическом процессе психоаналитического лечения, я решил представить довольно краткий анализ одиннадцатилетней девочки. Анализ этот провела моя ассистентка, Мари Мольцер. Предваряю нижеследующие замечания тем, что этот случай ни по длительности, ни по своему развитию не может служить образцом психоаналитического процесса так же, как один человек не может служить образцом всех остальных. Нигде абстракция общезначимых правил не дается с таким трудом, как в психоанализе, а потому лучше воздержаться от общих формулировок. Мы не должны забывать, что, несмотря на огромное единообразие конфликтов и комплексов, каждый случай уникален, как уникален каждый индивид. Каждый случай требует индивидуального интереса аналитика, и в каждом случае ход анализа различен.

[459] Посему, представляя этот случай, я предлагаю вам заглянуть лишь в небольшой фрагмент бесконечно разнообразного мира психики, выказывающего все те кажущиеся причудливыми и произвольными особенности, которыми каприз так называемой случайности наделяет человеческую жизнь. В мои намерения не входит утаивать какие-либо интересные психоаналитические детали, ибо я не хочу произвести впечатление, будто психоанализ является строго формалистическим методом. Научные потребности исследователя побуждают его всегда искать правила и категории, в которых может быть схвачена сама жизнь. Аналитик и наблюдатель, напротив, должны избегать любых формул и оставаться открытыми воздействию живой действительности во всем ее беззаконном изобилии. По этой причине я попытаюсь изложить этот случай со всей присущей ему естественностью. Надеюсь, мне удастся показать вам, что анализ подчас развивается совершенно иначе, чем можно было бы ожидать на основании одних только теоретических предположений.

[460] Пациентка – одиннадцатилетняя смышленая девочка из хорошей семьи.

[461] История болезни такова. Девочке неоднократно приходилось уходить с уроков из-за внезапной тошноты и головной боли. Придя домой, она ложилась в постель, а по утрам иногда отказывалась вставать и идти в школу. Ей снились дурные сны; она была угрюмой и часто капризничала. Я предупредил ее мать, которая обратилась ко мне за консультацией, что это могут быть признаки невроза и что за ними может скрываться некое особое обстоятельство, о котором необходимо расспросить ребенка. Это предположение не было произвольным: каждый внимательный наблюдатель знает, что если дети так беспокойны и раздражительны, значит, их что-то тревожит.

[462] Девочка рассказала матери следующую историю. У нее был любимый учитель, в которого она была тайно влюблена. За последний семестр она сильно отстала в учебе и думала, что утратила его расположение. Через некоторое время на его уроках девочке впервые сделалось дурно. Помимо приступов тошноты, она чувствовала отчуждение и даже некоторую враждебность по отношению к нему. В результате все свои дружеские чувства девочка направила на бедного мальчика, с которым обычно делила хлеб, который приносила в школу. Вскоре она стала давать ему и деньги, чтобы он мог сам купить себе еды. Однажды в разговоре с этим мальчиком она высмеяла своего учителя и назвала его козлом. Мальчик привязался к нашей пациентке и считал себя вправе время от времени взимать с нее дань в виде мелких денежных подарков. Испугавшись, как бы мальчик не рассказал учителю, что она назвала его козлом, девочка пообещала ему два франка, если он поклянется никогда об этом не говорить. С этого момента мальчик начал шантажировать ее; он с угрозами требовал денег и преследовал ее по дороге в школу. Девочка была в отчаянии. Приступы тошноты были тесно связаны с этой историей. Хотя после откровенного разговора с матерью ее душевное спокойствие должно было восстановиться, этого не произошло.

[463] Как я уже упоминал в предыдущей лекции, рассказ о болезненном эпизоде нередко оказывает терапевтический эффект. Как правило, последний длится не очень долго, хотя иногда может сохраняться в течение длительного времени. Подобное признание, естественно, далеко не анализ, хотя в настоящее время многие специалисты по нервным болезням убеждены, что анализ – это лишь более подробный анамнез или исповедь.

[464] Вскоре после этого у девочки случился сильный приступ кашля, и она пропустила один учебный день. На второй день она пошла в школу и чувствовала себя прекрасно. На третий день кашель возобновился. На этот раз он сопровождался болями в левом боку, высокой температурой (39,4°) и рвотой. Доктор опасался воспаления легких. Но на следующий день все симптомы снова исчезли. Девочка чувствовала себя хорошо; от лихорадки и тошноты не осталось и следа.

[465] Тем не менее наша маленькая пациентка все время плакала и не хотела вставать. Я заподозрил серьезный невроз и посоветовал аналитическое лечение.

[466] На сеансе девочка казалась нервной и скованной. Время от времени она неприятно и принужденно смеялась. Прежде всего ее спросили, каково это – лежать в постели весь день. Она сказала, что это здо́рово: все приходили ее проведать, а главное – мама читала ей книжку, в которой рассказывалось о принце, который заболел и выздоровел только тогда, когда исполнилось его желание, а именно: чтобы его маленькому другу, бедному мальчику, позволили остаться с ним.

[467] Ей указали на очевидную связь между сказкой, ее собственной любовной историей и ее болезнью. Девочка заплакала и сказала, что лучше пойдет играть с другими детьми, иначе они убегут. Получив разрешение, она убежала, но вскоре вернулась, несколько удрученная. Ей объяснили, что она убежала не потому, что боялась, что убегут ее товарищи, а потому, что сама хотела убежать из-за сопротивления.

[468] Во время второго сеанса пациентка была не такой взволнованной и подавленной. Разговор зашел об учителе, но она стеснялась говорить о нем. Наконец девочка со стыдом призналась, что он ей очень нравится. Ей объяснили, что она не должна этого стыдиться; напротив, ее любовь – гарантия того, что на его уроках она будет особенно стараться. «Значит, мне можно его любить?» – спросила девочка, сияя от счастья.

[469] Это объяснение оправдывало ребенка в выборе объекта любви. По всей вероятности, она боялась признаться в своих чувствах даже самой себе. По какой именно причине девочка стеснялась своей симпатии, сложно сказать. Ранее считалось, что либидо весьма неохотно обращается на человека вне семьи, ибо все еще находится в плену инцестуальной связи – весьма правдоподобная точка зрения, от которой трудно отказаться. С другой стороны, бедный мальчик тоже не принадлежал к членам семьи. Следовательно, трудность заключалась не в переносе либидо на внесемейный объект, а в каких-то других обстоятельствах. Очевидно, любовь к учителю представлялась ей более трудной задачей и требовала гораздо больших моральных усилий, нежели любовь к мальчику. Намек аналитика, что любовь должна побудить ее к особому прилежанию, вернул девочку к реальной задаче, состоявшей в приспособлении к учителю.

[470] Но если либидо отступает от насущной задачи, то это происходит по причине той самой общечеловеческой лености, которая особенно выражена у дикарей и животных. Примитивная инертность и лень – первое препятствие на пути к адаптации. Либидо, которое не используется для этой цели, застаивается и неизбежно регрессирует к прежним объектам или способам приспособления. В результате происходит активация инцестуального комплекса. Либидо отклоняется от труднодостижимого объекта и обращается к более легкому – к инфантильным фантазиям, которые затем развиваются в подлинные фантазии об инцесте. Всякий раз, когда происходит нарушение психологической адаптации, мы обнаруживаем чрезмерное развитие этих фантазий. Данный факт, как я указывал ранее, следует понимать как регрессивный феномен. Иными словами, фантазия об инцесте имеет второстепенное, а не каузальное значение, в то время как первопричиной является сопротивление человеческой природы любому виду напряжения. Соответственно, отступление от определенных задач нельзя объяснить тем, что человек сознательно предпочитает кровосмесительные отношения; скорее он возвращается к ним с тем, чтобы избежать напряжения. В противном случае нам пришлось бы постулировать, что сопротивление сознательному усилию тождественно предпочтению инцестуальных отношений. Это было бы очевидной бессмыслицей, ибо не только первобытный человек, но и животные питают выраженную неприязнь ко всем намеренным усилиям и склонны к абсолютной лени, пока обстоятельства не подтолкнут их к действию. Ни у первобытных людей, ни у животных нельзя утверждать, что предпочтение инцестуальных отношений является причиной их отвращения к попыткам приспособления, ибо, особенно у животных, ни о каком инцесте не может быть и речи.

[471] Характерно, что девочку больше всего обрадовала не перспектива делать все возможное на уроках учителя, а сам факт допустимости ее симпатии. Именно это она услышала первым, как самое для нее желанное. В частности, облегчение проистекало из новообретенной уверенности, что она имеет полное право любить учителя, даже если не будет прикладывать особые усилия.

[472] Затем разговор перешел на историю о вымогательстве, которую наша пациентка снова пересказала во всех подробностях. Мы дополнительно узнаем, что она пыталась силой открыть свою копилку, а когда это не удалось, попыталась выкрасть ключ у своей матери. Она также откровенно призналась, что высмеивала учителя, потому что он был гораздо добрее к другим девочкам, чем к ней. Правда, она стала хуже учиться, особенно по арифметике. Однажды она что-то не поняла, но спросить у учителя не решилась из страха потерять его уважение. Как следствие, она стала допускать ошибки, отстала и действительно утратила его расположение. Это, разумеется, вызвало в ней чувство разочарования по отношению к учителю.