— Мсье Мишель, если Вы такой же смелый за инструментом, то думаю мы сработаемся, а Ваши смешки в течение месяца я уж как-нибудь переживу. Через месяц вернётся моя пианистка и мы расстанемся. А пока прошу за пианино, мне тоже хочется над Вами посмеяться! — в голосе Луи чувствуется усталость и скука.
Кабаре небольшое, всего восемь столиков и небольшая сцена, на которой четыре отчаянно визжащие девахи вовсю гоняют воздух подолами своих платьев имитируя Кан-Кан. Прохожу мимо них и ухмыляюсь. Думаю, что тут я и на неделю не задержусь. Слишком уж убогое помещение и кордебалет явно талантами не блещет, видимо и публика такая же невзыскательная, а следовательно, безденежная. Буду считать своё выступление благотворительностью в пользу бедных, заодно «окунусь в мир искусства». Главное, чтоб потом вынырнуть оттуда. Лепле выходит на сцену вслед за мной и громко хлопает в ладони.
— Так девочки, минутка перерыва. Сейчас Маэстро Мишель Лапин — Луи иронично показывает на меня рукой. — Сыграет нам настоящий Кан-Кан. Прошу!
Хмыкаю и сажусь за пианино. Пробегаюсь по клавишам, инструмент в порядке. Разминаю пальцы и подмигиваю девчонкам. Поехали! Заводная и фривольная музыка разносится по небольшому залу. Спустя пару секунд девчонки не выдерживают и с визгом врываются в танец. Ещё две с половиной минуты и звучат финальные аккорды. Девахи дышат как загнанные скаковые лошади и потом от них несёт как от тех же лошадей, но ломовых. Встаю с места и подхожу к кордебалету.
— Ну, и что Вы тут сейчас изображали? — в моём голосе слышна вселенская скорбь и печаль.
— Как что? Мы танцевали Кан-Кан! — рыженькая и, по-моему, самая боевитая девчонка возмущённо сдувает прядь волос, упавшую ей на глаза, и смотрит на меня с вызовом.
— Да-а-а? И как зовут тебя, дитя моё? — моя имитация старческого голоса вызывает у девушек смешки.
— А как бы ты хотел меня называть, Папочка? Я на всё согласная! — девчонка явно балагурит, стремясь осадить молодого нахала.
— Хорошо! Я буду называть тебя лягушонком! Так вот, Маугли. То, что вы сейчас показали, это не Кан-Кан, это больше похоже на панические поиски гнезда несушками, готовыми вот-вот снести яйца, но не знающими куда их отложить! — в ответ мне слышится дружное и возмущённое фырканье. — Да-да-да! Вот именно такими звуками, а не визгами надо сопровождать эти поиски гнезда! — я с удовольствием троллю рассерженных девиц.
— А теперь внимание! Встаньте передо мной в ряд в четвёртую позицию. — показываю рукой куда надо встать. Вновь слышится рассерженное фырканье, но кордебалет строится.
— Я сказал «в четвёртую» позицию! — девчонки беспомощно оглядываются, и только рыжая встаёт так как надо.
— Но мы же не балетные. Нас этому не учили! — в разнобой тараторят «балерины».
— И что? Это разве оправдание? Смотрите на лягушонка и учитесь у неё.
— Я не лягушка! Я Мишель!
— Ошибаешься, «Мишель» — это я, а ты лягушонок, или Маугли. Ты сама сказала, что могу тебя называть так, как захочу!
— Тогда ты Папочка!
— И опять ты ошибаешься, Папочка вот он! — и я указываю на Луи, заходящегося в беззвучном хохоте. — И перестань спорить со старшими!
На глаза рыжей наворачиваются слёзы и потёки туши ползут по щекам.
— И вот ещё что. Больше, ни грамма пудры, помады или туши на ваших личиках во время репетиций чтоб я не видел. Сейчас бегите умойтесь, пять минут передохните и возвращайтесь. Маугли, ты останься!
— Я не Маугли! Я Мишель! — голос девушки просто дрожит от гнева.