На два года жильём теперь обеспечен. Как и завтраком, так и ужином. И даже если впоследствии где-то задерживался и возвращался домой позже обычного, то в комнате меня всегда ожидал поднос с кружкой молока, ломтиком сыра и булочкой. Единственно о чём пришлось договариваться, так это об оплате жилья. Ну не мог я в полпредстве сознаться, что моё «скромное жильё» стоит как первоклассный номер в хорошем отеле. Так что «официально» по договору найма оплатил только половину суммы, но сразу за два года вперёд, а ещё половину просто передал из рук в руки. Старушку это вполне устроило, а своим соседям «дешевизну» она объясняла жалостью к «бедному мальчику», которому «сдала угол».
Дом мне понравился. Два этажа, небольшой, запущенный сад вокруг дома и даже «гараж» во дворе, где сейчас стояла самая настоящая карета, правда вся рассохшаяся и облезлая. Небольшая конюшня тоже пустовала и там в углу с разрешения хозяйки со временем оборудовал небольшой летний спортивный уголок. У меня есть свой «закуток» в тридцать квадратных метров на втором этаже, а в салоне на первом стоит старый, но ещё вполне «рабочий» рояль.
Кроме меня на втором этаже проживают сама мадам Бишоп, её служанка и наперсница мадемуазель Поли́н, старая дева, такая же пожилая, немного полноватая женщина выполняющая роль экономки. На первом этаже обитает мсье Жак, ещё не старый мужчина бывший ранее конюхом, но с продажей лошадей ставший просто «мастером на все руки». И двор убрать, и дров наколоть, и печи протопить. Там же на первом этаже проживает русская горничная Катерина, тридцатилетняя бездетная казачка-вдова и каждое утро приходит кухарка Жаклин, улыбчивая женщина лет сорока с первого дня взявшая меня под свою опеку и крыло.
После оплаты обучения и жилья у меня осталось не так уж и много денег, но вполне хватило чтоб открыть счёт в банке Société Générale. Благо банк был в шаговой доступности. С разрешения мадам Бишоп позвонил в Цюрих и немного поболтал с Гансом, а затем продиктовал ему свой адрес, номер банковского счёта и номер телефона. Осталось сообщить свои координаты в полпредство, но это подождёт.
У меня есть ещё четыре дня и лучше займусь поиском работы, а точнее, временной шабашки. Занятия в консерватории начнутся только двадцать шестого августа, так что у меня ещё больше полутора месяцев «каникулы». Только к профессору надо будет заглянуть на неделе и забрать список литературы что он для меня подготовит. Завтра с Алисой идём по магазинам. У неё Шопинг!
Думал, что буду сопровождать Алису в её походе по магазинам. Хоть и не люблю таких «дамских походов», но необходимость признаю. Оказалось, мы шли «одевать меня». От моих бурных возражений Алиса только снисходительно отмахнулась, став в чём-то похожа на мою маму. Та тоже никогда не слушала мои возражения если это касалось моего внешнего вида. Пользуясь сезонными распродажами, госпожа Вронская поочерёдно используя меня то в качестве манекена, то вьючного животного «прошлась» по модным магазинчикам как всё сметающий смерч.
Полдня пролетели как их и не было, но я обзавёлся полным гардеробом на весь год. Несмотря на все попытки Вронской помочь мне материально, свои покупки оплачиваю сам. Денег остаётся не так чтоб уж и много, но на год ещё хватит. Тратиться больше не на что, так чего их жалеть? А позволить женщине платить за меня? Это с какого перепуга? Все вещи привезли на мою новую квартиру и Вронская, ничуть не смущаясь вручает их Катерине с требованием почистить, погладить и развесить в моём шкафу.
Затем предупреждает мадам Бишоп что мсье Лапи́н отбывает на три дня «по делам» и забирает измученного меня с собой. На мой робкий вопрос, а не стоит ли мне взять с собой что-нибудь из вещей, она только смешливо хмыкает и загадочно отвечает, что они мне не понадобятся. Мы приезжаем на квартиру Алисии, где я как примерный квартиросъёмщик провёл предыдущие две ночи на кушетке, и она отправляет меня в ванную заявив, что от меня «несёт как от старого козла». Вогнав таким сравнением в краску. Ванна у госпожи Вронской не чета той «сидячей», что была в Одессе. В ней вполне могут уместиться двое таких как я. Или как я… и Алисия.
Мы лежим в кровати, и Алиса млеет от моих ласковых прикосновений, чувство стыда у неё отсутствует напрочь. Когда она совершенно обнажённая неслышно вошла в ванную комнату и взяв в руки мочалку начала меня намыливать, я чуть водой не захлебнулся от неожиданности. Чем рассмешил её до слёз, но все мои притязания на немедленную близость она решительно отвергла. Немного не по себе, когда такая волнующая женщина рассматривает твоё тело как доктор на медицинском осмотре, но видимо это он и был.
И только убедившись, что на мне нет никаких видимых следов от бушующих сейчас в Европе болезней, она сама забирается в ванну и мы там «играем и плещемся» пока вода не остывает. А затем продолжаем любовные игры в её спальне. Любовница она опытная, и удивить её ничем так и не сумел, впрочем и не стремился к этому. Мне нужна была «разрядка» и я её получил, что нужно было Алисе не спрашивал, скорее всего тоже что и мне, просто секс без всяких обязательств.
Мы просыпаемся, завтракаем и снова идём в кровать. Затем обедаем, проводим час в полудрёме на веранде, и она три-четыре часа занимается танцами, а я аккомпанирую ей на фортепиано. После этого пару часов опять сидим на веранде пьём кофе и просто разговариваем. Затем лёгкий ужин и вновь любовные игры до полного изнеможения. Все мои юношеские фантазии сбываются. Только ради этого стоило приезжать в Париж!
Она рассказывает о своей службе в Мариинском театре. Как пришла туда наивной девочкой и через что ей там пришлось пройти. О своей личной жизни она не рассказывает ничего, просто мимоходом обронив что в её жизни была и любовь, и предательство, и крушение всех идеалов и надежд. И вообще придворный балет, по её словам, ничем не отличался от узаконенной проституции только более привилегированной.
— Представляешь, когда мы попросили добавить нам, балеринам кордебалета содержание, то получили отказ. Мол, мы и так получаем достаточно. А если нам средств не хватает, то надо не клянчить денег у канцелярии двора, а подыскивать более щедрых покровителей! Словно эта державная морда не знал за что «покровители» готовы были платить. Сам-то он этим пользовался бесплатно. А попробуй ему отказать, так на всю жизнь и останешься во втором составе кордебалета.
О своей жизни в Одессе я всё-таки проболтался. Вот и не верь после этого байкам о «медовой ловушке»… сам расскажешь то, чего не хотел. Теперь Вронская знает, что я «советский» и немного переживает по этому поводу. Оказывается, квартал Пасси находится чуть ли не в самом центре белоэмигрантского «анклава» русских в Париже. Да уж… Занесло! Но мне здесь нравится, моя хозяйка и все домочадцы считают меня «швейцарским французом». Так что разговариваю только по-французски. Но меня это не напрягает, наоборот хорошая тренировка и практика. Только Катерина, кажется, что-то начала подозревать после моей встречи с Вертинским, но пока помалкивает. Она вообще какая-то тихая и незаметная.
Три дня «поездки по делам» пролетают для меня как-то незаметно и стремительно. И Алисия мягко но безжалостно выставляет меня вон, на прощание настоятельно посоветовав чтоб без её приглашения даже не вздумал появляться на пороге её дома. В общем-то правильно. У меня свои интересы, у неё своя жизнь, где юному любовнику места нет и не предвидится. Остаётся только надеяться на то, что наша встреча не сиюминутный каприз взбалмошной дамы. Но что за женщина! Мечта любого мужчины. В жизни заботливая жена и мать, в постели неистовая любовница.
Наша встреча с Вертинским состоялась уже в «моём» новом доме после возвращения из «деловой поездки». Его интересовало истинное положение дел в Советском Союзе. И с литературой, и с музыкой, и в первую очередь с жизнью простых советских людей. Врать ничего не стал, но и нагнетать излишних страхов тоже. Да и говорить-то мог только за Одессу, а этот город всегда стоит особняком.
Усиленно приглашать его в Союз тоже не счёл нужным. Хрен его знает, чем сейчас может закончиться такой приезд. Пусть уж всё идёт так, как оно было в той жизни. В разговоре вскользь упомянул что встречал в своём путешествии Петра Лещенко и аккомпанировал ему на выступлениях. Ещё из своего «прошлого» знаю о сложных отношениях двух русских шансонье и об их взаимной неприязни. «Два соловья на одной ветке не поют», это как раз о них. Но своей встречи с «русским королём танго» решил не скрывать.
Александр Николаевич надулся на меня «как мышь на крупу», когда узнал о танго написанным мною для Лещенко. Но я сделал вид что не заметил этого и посетовал, что у меня есть ещё одна песня, но Лещенко в силу специфики своего репертуара просто не в состоянии спеть её так, как того хочу я. После чего повёл Вертинского в салон и сыграл ему «Пахнет морем». Маэстро сразу оживился и с благодарностью забрал ноты и слова песни. Вот видимо этот наш разговор с маэстро и слышала Катерина, после чего я и ловил на себе её задумчивые взгляды.
А подработку нашёл совершенно случайно. Возвращался из Консерватории от своего профессора с внушительным списком литературы и решил посмотреть на знаменитую Гранд-Опера́. Конечно, надеяться на то, что «Нотр-Дам» в ближайшем будущем увидят на сцене этого театра, нечего было и думать. Но мечтать-то никто не запрещает? Да и вообще здание стоило того, чтоб просто на него посмотреть и полюбоваться. Вот после его осмотра и решил пройтись по магазинчикам, посмотреть на сувениры и прикупить что-нибудь на память.
Так и наткнулся на улице Порт-Маон на кабаре «Жернис» с объявлением на стене у входа что им требуется пианист. На удачу заглянул и познакомился с владельцем. Им оказался Луи Лепле, моложавый мужчина лет пятидесяти. Встретил он меня немного неприветливо и сразу заявил, что если я играть не умею, то и время отнимать у него не должен, иначе он меня просто поколотит. Серьёзный дядька! Но меня он насмешил, а так как договора с ним у меня пока не было, то и поржать над его угрозами мне никто не запрещал. Думал, что на этом наше знакомство и закончится, но ошибся.