Всё та же лепнина в стиле рококо, тот же полированный паркет, даже мебель похожа на прежнюю, чего конечно не может быть. Вот только на месте портретов графинь и маркизов висят портреты членов нынешнего полит бюро с Иосифом Виссарионовичем во главе и с его же бюстом на постаменте. Я знаю, что все те портреты что висели на стенах раньше и теперь сняты, не уничтожены, а хранятся пока в пыльных запасниках, как и царский трон. Придёт время, и они вновь вернутся на своё место.

В кабинете находятся двое, но кто из них Довгалевский не имею понятия, как-то товарищ Перцов упустил этот момент и словесного описания полпреда у меня нет. Разговор уже заканчивается и один из них, по виду так самый типичный «местечковый» еврей-портной собирается уходить.

— Валериан Савельевич, Вы-таки уверены, что они на это подпишутся? — и с иронией добавляет на идиш. — Таким скупым не был даже мой дедушка Ицхак! — на что Довгалевский с ухмылкой отвечает:

— Если с того соглашения Нарком не поимеет гешефт, серьёзные люди начнут немножко нервничать и спрашивать с меня. Мне зачем? К мине вопросов быть не надо!

Я не выдерживаю и начинаю улыбаться. Оба мужчины это замечают, и «портной» с большими залысинами ото лба переводит на меня свой взгляд слегка выпуклых карих глаз:

— И что так развеселило молодого человека? — в его вопросе слышится лёгкое раздражение, а модные в это время небольшие усики «под Чаплина» начинают смешно шевелиться, словно живут своей жизнью отдельно от остального лица. Стараюсь убрать с лица улыбку, но это мне не удаётся. Снимаю шляпу и здороваюсь:

— Добрый день! Я Михаил Лапин, с поручением к Валериану Савельевичу. Дело в том, что я месяц как выехал из Одессы, но мне сейчас показалось, что я никуда так и не уезжал, а вокруг по-прежнему «все наши». Прошу меня извинить за эту нечаянную улыбку, но ваш разговор мне невольно напомнил анекдот, недавно услышанный от моей соседки. — и видя заинтересованность в глазах моего визави продолжаю: — Она работает в Черноморском пароходстве и рассказывала, как к ним приходил устраиваться один молодой человек:

— Я смотрю, Вы принимаете на работу только наших?

— В каком смысле «наших»?

— В самом прямом. Я читал объявление в газете что Вашему пароходству срочно требуются на работу Штурман, Боцман и Лоцман. Это так?

— Да, это так. Простите, а Вы кто?

— Как это кто? Я — Кацман!

Дружное мужское ржание показывает мне что анекдот хоть немного не в тему, но успех имеет. «Портной» забирает со стола какие-то бумаги и посмеиваясь выходит из кабинета. Ну что ж, начало положено. Я подхожу к столу и выкладываю перед Довгалевским оба конверта. Валериан Савельевич открывает очечник вынимает очки водружает их на нос и берёт в руки первый конверт с направлением на стажировку в Парижскую Консерваторию. Но, прежде чем он его открывает я произношу:

— Валериан Савельевич, меня просили передать Вам привет от Вашего старого знакомого по Киеву, Перцова Юрия Моисеевича. — Довгалевский на миг задумывается и видимо вспомнив о ком идёт речь, улыбается и кивает. — Как же, помню! Отчаянный был парень, ничего и никого не боялся. И как он сейчас поживает?

— Когда мы с ним в последний раз виделись, как раз накануне моего отъезда из Одессы, товарищ Перцов «поживал» хорошо. Нынче он занимает должность начальника Одесского оперативного сектора ГПУ, но по всей видимости в скором времени возглавит всё Одесское областное ГПУ.

— Понятно. А ты значит к нам прямо из Одессы? — полпред с минуту сосредоточенно меня разглядывает. — Твой приезд — это спецоперация ОГПУ?

Что-то такое я и ожидал от него услышать. Сам бы в первую очередь об этом подумал если бы мне передали такой «привет». Немного заминаюсь с ответом, есть искушение просто согласно кивнуть, и моя жизнь во Франции намного бы упростилась. Ещё бы, с такой-то поддержкой полпредства! Но не стоит «заигрываться». Слишком высоки ставки чтоб засыпаться на ерунде, которая мне в общем-то не так уж и нужна. Отрицательно мотаю головой:

— Нет. Это не спецоперация и я не агент ЧК, если Вы об этом. В том конверте, что Вы держите в руках моё официальное направление на стажировку в Парижскую Консерваторию. Направление выписано от Одесского Муздрамина сроком на два года. Так что во Франции я буду находится на вполне легальных основаниях. Во втором конверте предписание от Одесской Филармонии о моей командировке в распоряжение полпредства тоже на два года. По мнению Юрия Моисеевича так нам проще будет встречаться, если в этом появится необходимость.

Мою заминку полпред заметил, но вида не подал. Открыв конверты, он внимательно прочитал оба мои документа и вернул мне тот, что был с направлением на стажировку. Затем ещё раз прочитал предписание от Филармонии и задумался.

— И чем я могу тебе помочь? С этим я вообще не знаю, что делать. — Довгалевский кивнул на «гастрольный» конверт. — Мы раньше никогда концертами наших артистов не занимались.