— Есть даже Парижская русская консерватория и с этого года она, насколько мне известно, находится под управлением Русского музыкального общества. Волей-неволей, но мне придётся сталкиваться с музыкантами, поэтами и другими представителями русской эмиграции, проживающими за границей. Избежать их общества не удастся, да и будет это выглядеть подозрительно и нелепо. Будто бы мы их боимся. Их тлетворного влияния я не опасаюсь. Скорее, это они станут опасаться меня и моего влияния на окружающих, когда поймут, что в Советском Союзе есть и музыка и музыканты. Что после их отъезда наш музыкальный мир не рухнул и уже подрастает достойная молодая смена.

— Вы меня хорошо знаете и понимаете, что белоэмигранты на меня повлиять не смогут и свою Советскую Родину я не подведу. Но меня могут не понять сотрудники нашего посольства, узнав о таких встречах. И как мне быть? Что Вы можете мне посоветовать? Могу ли я рассчитывать на вашу помощь и в случае чего сослаться на то, что Вы санкционировали такие встречи? И ещё, богема довольно болтлива и любит показать свою значимость и осведомлённость. Если вдруг я узнаю какую-нибудь информацию, представляющую по моему мнению интерес для Советского Союза, к кому мне следует обратиться?

Да уж… Вот это я загрузил главного оперативника! Аж завис, как комп «заглотивший» червя. Понимаю его. И «морковка» вкусная (не зря же я ему на болтливость богемы намекнул), но и ответственность немалая тоже присутствует. Всё-таки я не чекист, не «агент под прикрытием» и даже не сексот. А в случае чего спросят лично с него. Имеет ли он вообще право брать на себя такую ответственность и как ни крути, но, по сути, внедрять своего «агента влияния» в белоэмигрантскую среду?

Однако «висел» Юрий Моисеевич не так уж и долго, минут пять, не больше. И решение принял самостоятельно, не став отнекиваться и ссылаться на мнение вышестоящих товарищей и на то, что ему надо «посоветоваться». Даже сомнений своих не стал от меня скрывать. Достав большой носовой платок тщательно промокнул со лба выступившую испарину, так же тщательно протёр очки и внимательно меня оглядел, словно увидев в первый раз.

— А интересный ты человек, Миша. «Сплошная загадка», как о тебе говорит Борух Израилевич. Умеешь ты подкидывать неожиданные сюрпризы. С одной стороны, я сейчас должен категорически запретить тебе любые контакты с белоэмигрантами и в то же время понимаю, что это практически невозможно. Тут ты прав. Но я могу потребовать свести эти контакты к необходимому минимуму, но опять же, кто будет контролировать этот минимум, и кто станет определять нужен тебе этот контакт или нет? И что такого интересного ты можешь услышать в пьяной болтовне этого «говна нации»? Существует всего лишь ничтожный процент на то, что ты уловишь что-то ценное. Но опять же… он существует.

— Так что я принял следующее решение. По приезду в Париж сразу же отправишься в советское посольство, тем более что тебе всё равно надо будет там появиться и отметится о прибытии. Встретишься с советским полпредом Довгалевским. С Валерианом Савельевичем я лично знаком ещё по работе в Киеве. Он будет в курсе твоего приезда и назначит тебе время встречи. Официальная причина визита — согласование графика твоих концертов для служащих советских учреждений, работающих во Франции.

— При встрече передашь Довгалевскому мой привет и скажешь, что я лично санкционировал твои встречи с белоэмигрантской богемой. Только постарайся сказать об этом наедине, не надо чтоб остальные посольские были в курсе такого разрешения именно от меня, как сотрудника органов ГПУ. Вот с Валерианом Савельевичем и обсудишь все дальнейшие вопросы сотрудничества. Он сам решит, как лучше всё устроить.

— Юрий Моисеевич! Какие концерты? Да у меня на них и времени не будет, я же в Париж учится еду! И какая встреча с послом? Где он и где я? Да пошлёт меня товарищ Довгалевский… лесом, чтоб время у него не отнимал и прав будет!

— Насчёт встречи не переживай, это не твоя забота. А концерты давать придётся, это лучшее прикрытие для ваших встреч. Получишь направление от Одесской филармонии в творческую командировку в распоряжение советского посольства во Франции. Думаю, они в Париже от такого подарка не откажутся и придумают, где и как тебя лучше использовать. Нечего тебе во Франции баклуши бить и по парижским кабакам шляться.

— Думаешь я не догадываюсь, о чём ты сейчас мечтаешь? Шалишь! Я тоже студентом был и ещё не забыл о чём в первую очередь студиоз думает… Как бы пузо посытнее набить да сговорчивую девицу подешевле снять! Так что даже и не помышляй о разгульной и вольготной жизни. Нет у нас на это времени, Миша! Заодно и под присмотром будешь.

— Но Юрий Моисеевич! Какая ещё к лешему «творческая командировка»? Кем? Я же оперный дирижёр по диплому, но только нашим ансамблем и дирижировал. У посольства что, свой ансамбль имеется? Так это с утра до ночи надо репетировать, а учиться когда? И какое нафиг направление от филармонии? Я ж оттуда неделю назад как уволился! Да вы себе хоть представляете, сколько времени потребуется чтоб опять на работу устроиться и такое направление получить? Да я только на стажировку во Францию от Муздрамина два месяца оформлялся! А у меня теплоход завтра в одиннадцать! — я не на шутку разошёлся от открывшихся перспектив застрять в Одессе ещё на пару месяцев.

— Фу, Миша. Шо ты так ругаешься, как тот биндюжник в пивной? Разве твоя мама этому тебя учила?

— Извините. — смущённо шмыгнув носом я потупился. — Немного волнуюсь, вот и сорвалось.

— А не надо волноваться понапрасну, вот тебе бумага, пиши заявление. — и заметив моё недоумение, пояснил: — Ты же не только дирижёр, но и пианист? Вот и пиши заявление в филармонию о приёме на ставку пианиста.

— Но Юрий Моисеевич, если меня отправят в творческую командировку от филармонии, то значит и суточные с авансом выдадут? А в какой валюте? Советские червонцы за границей бесполезны, а иностранной валютой филармония не располагает, да и была бы, всё равно вывозить её за границу не имею права. И что мне делать во Франции без денег? Одно дело обычный студент и совсем другое давать концерты. У меня даже костюма подходящего для выступлений нет. А сценический костюм стоит дорого!

Перцов вновь ненадолго задумывается, машинально барабаня пальцами по столешнице, но спустя пару минут решительно хмыкает и неожиданно мне подмигивает.

— Ничего Миша, мы этот вопрос решим. Советские музыканты за рубежом должны достойно представлять нашу Советскую Родину! — взглянул на часы и поморщился. — Сегодня уже не успеют, но завтра с утра тебе документы оформят и привезут прямо на пристань к трапу. В крайнем случае получишь их уже в посольстве, только оставь там свой будущий адрес проживания, чтоб тебя не разыскивали по всему Парижу.

Убрав моё заявление о приёме в филармонию в папку, чекист немного помолчал и произнёс:

— А в твоём деле будет сделана запись, что беседа с тобой проведена, все формальные разъяснения о том как должен себя вести советский человек за пределами Родины даны. Ты их осознал, проникся и тебе рекомендовано во Франции активно пропагандировать советскую музыку и советский образ жизни, в том числе и в среде эмиграции.

— По тебе и твоему поведению будут судить обо всей нашей Советской Родине, так что не подведи. Миша, только не вздумай там играть в шпионов и заниматься самодеятельностью. Это я тебе категорически запрещаю. Слышишь? Категорически! У тебя нет ни опыта, ни соответствующих навыков. Да и враги там такие, что ты им на один зуб. Проглотят и не заметят. А ты нужен живой и здоровый, и нашей стране, и твоей маме.