Все загалдели, дружно высыпали из-за стола и гурьбой направились к стоящему за плетнём УАЗику. Сначала с крыши сняли мангал. Юрка, который увидел его ещё днём и успел, забравшись на машину, как следует его изучить, чуть не прыгал от радости. Хобби, которым он «болел» ещё в прошлой жизни, возвращало ему хоть какую-то основу, за которую можно было зацепиться – быть вечным разнорабочим ему не «улыбалось».

Николай с видом фокусника достающего из цилиндра кроликов, демонстрировал публике добычу. Женщины, в отличие от прораба, довольно спокойно отреагировали на лопату и прочие железяки. А вот эмалированные кружки, ложки и пара вилок из нержавейки пошли «на ура». Когда же вождь предъявил им большущий двадцатилитровый чугунный казан с крышкой, восторгу женщин не было предела. Готовить на такую ораву в двух маленьких походных котелках задрало всех. Пустые бутылки из-под водки, собранные Иваном, отдали для оплётки Алле – она здорово умела плести. Начало темнеть. В приподнятом, праздничном настроении, народ двинул на посиделки к костру.

Когда первая буря, устроенная Алиной, стихла, Иван прислушался – народ вдалеке шумно что-то праздновал.

– Что там? – обнимающая своего мужчину, Алина тяжело дышала, приходя в себя.

– Да котёл, наверное, увидали. – Маляренко упал на траву и, улыбаясь первым звёздам, показавшихся среди качающихся тёмных крон, поинтересовался: – Какие планы на эту ночь, любимая? Любимая потянулась, словно кошка и стянула с себя маечку.

– Огромные.

Наутро, едва переставляющий ноги Иван, получил неслабую выволочку от Звонарёва. Деликатно не заметив прошмыгнувшую в палатку Алину, он тормознул Ваню и отвёл его к столовой. Там уже сидели хмурый Николай и Димка, который больше всего смахивал на нашкодившего щенка. Вождь молчал, согласно кивая Звонарёву, который чрезвычайно изобретательно и выразительно донёс до сознания двух «самоходов» кто они есть такие, и что он лично и вождь в особенности, с ними сделают, если хоть ещё раз… Воспитательная работа затянулась и Маляренко это надоело. Он прищурился и, хлопнув по столу так, как это делал покойный дядя Паша, остановил прораба.

– За заботу спасибо. Что переживал за нас – ценю. За то, что ночь не спал, разыскивая нас – прости. – Иван поднялся и, как и в их первую встречу, навис над бригадиром. – Ты, Серый, вон – молодёжь воспитывай. Я своим умом проживу. Ясно?

Звонарёв вспомнил, с кем имеет дело, опешил и уже негромко пробормотал извинения. Вождь ухмыльнулся:

– Съел, Геннадьич? Бери молодого – пусть за двоих отрабатывает. С Иваном я сам поговорю.

Димка обречённо поглядел на начальника и понуро поплёлся за вновь разоравшимся Звонарёвым. Подождав, пока они отойдут, Николай расхохотался.

– Ну ты зверь! Прям как студент в колхозе. Каждую ночь – в полях. – Вождь снова ухмыльнулся. – Я вам угол в коммуналке выделил. Пойдём – покажу. И Алину позови. Так чета Маляренко обзавелась жильём.

Как разместить в четырёх углах дома пять пар да трёх одиночек Николай не знал, а потому поступил совсем просто – лучший угол, подальше от двери и поближе к печке и к окну, он оставил для себя. Место попроще досталось Звонарёвым, а угол у второго окна – Маляренко. Четвёртый угол, возле двери, достался Диме со Светланой. Да и то – только потому, что Светка была лучшей и единственной подругой жены вождя. Как едко заметила Ольга – в посёлке махровым цветом расцвело кумовство.

Получив «ордера на вселение» женщины дружно начали наводить в необжитом доме чистоту и порядок. На пол были постелены грубо сплетённые травяные циновки, а сенные матрацы отгородили невысокими ширмами из плетёнки и тряпок. Получалась эдакая иллюзия уединения.

Первую ночь в новом доме Ваня запомнил надолго – сначала все жильцы долго сидели вечером у костра, не решаясь пойти спать, хотя остальные жители посёлка уже расползлись по палаткам и шалашам. Потом, когда уже совершенно стемнело, отчего-то сильно смущаясь, всей гурьбой потопали по местам. За почти три месяца жизни на свежем воздухе Иван привык к постоянному шуму ветра, шелесту листьев и скрипу цикад. Здесь же всё это природное великолепие заменял храп вождя, приглушённый писк Светы и шумно пускаемые газы из угла Звонарёвых. Для полноты картины не хватало капающей из крана воды и жестяного тиканья будильника. Прошёл час, потом второй. Сна не было ни в одном глазу.

– Ваня. – Шёпот любимой был едва слышен. – Ты тоже не спишь?

– Не-а. – Маляренко сел. Было душно. Из района двери зазвучала новая серия тихих писков Светки. – Завтра же обратно в палатку переезжаем! А здесь нехай бабы живут!

В почти полной темноте Алины не было видно, зато было прекрасно слышно, как она хихикнула и тихо-тихо выдохнула.

– Ура!