Сами по себе конституционные права — лишь правовые эскизы, отражающие, классифицирующие и упорядочивающие сложившееся в государстве интеллектуальное, духовное и душевное состояние его граждан, естественные формы, методы и способы строительства отношений между ними. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением, что законы и установления должны идти рука об руку с прогрессом человеческой души. Об этом же писал, например, и судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо: «Именно жизнь отливает формы поведения, которые впоследствии закрепляются правом. Право, в свою очередь, обретает формы, созданные жизнью». Таким образом, в виде конституционных прав люди обретают подробную легализацию и кодификацию ранее уже существовавших у них неписаных традиций, обычаев и правил повседневного поведения во взаимоотношениях друг с другом. В связи с этим следует признать весьма удачным замечание, что лучшие законы, как правило, рождаются из обычаев. Уточним лишь: из справедливых, праведных обычаев.

Иными словами, чтобы в государстве заработал тот или иной основной закон, ему должна предшествовать в «душе» народа некая естественная конституция, некий сложившийся порядок вещей, некая устоявшаяся система ценностей, общепризнанных правовых обычаев, традиций и стереотипов поведения. Без подобной предпосылки права человека рискуют остаться на бумаге, не укорениться в менталитете незнакомого с азами правовой культуры населения страны. На это обстоятельство обращал внимание в своих записках ещё французский политический деятель Жозеф Мари де Местр (1753–1821), отмечавший, что «никогда не существовала свободная нация, которая не имела бы в своей естественной конституции столь же древние, как она сама, зародыши свободы; и всегда лишь те права, которые существовали в естественной конституции нации, ей удавалось успешно развивать путём принятия писаных основных законов». Поэтому весьма наивно конституционные права сводить лишь к некоему перечню норм в соответствующем разделе Основного закона державы, для постижения которых достаточно подробного и внятного научного комментария или судебного толкования.

В действительности, конституционные права человека — это составная часть правового менталитета граждан, формирование которого — основополагающая цель гражданского общества и правового государства. Но гражданское общество и правовое государство, в свою очередь, — это те институты цивилизации, которые зарождаются, формируются и укореняются лишь в условиях настоятельной социально-психологической, культурной, можно даже сказать, религиозной потребности людей в их бытии. Без подобной внутренней предрасположенности народа у этих институтов нет ни малейших шансов на зарождение и существование, невзирая на непременное упоминание их в текстах действующего законодательства, дежурных речах политиков, бодрых репортажах СМИ и выступлениях чиновников внешнеполитического ведомства на разного рода международных форумах.

В связи с дальнейшим ходом рассуждений пришло время задуматься и, возможно, переосмыслить фаталистический вывод Н.А. Бердяева в отношении особенностей менталитета нашего населения: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле этого слова. Это — аполитический народ по строению своего духа…». При всём уважении не могу согласиться с этим замечательным мыслителем. Народ, как и отдельный человек, не вправе бессильно складывать руки, ожидая приговора неотвратимой судьбы. Народ, который пережил столько потрясений, трагедий и несчастий как неизбежное следствие своего менталитета, имеет все основания для его изменения. Он должен созидать своё будущее, невзирая на различные превратности судьбы, своими руками. В этом отношении необходимо согласиться с первым Президентом Украины: «Сегодня главное — сформировать народ гордый, достойный, сильный, могучий, способный перебороть всё. Формировать нацию и народ». Отсутствие такового ныне — одна из самых больших проблем Украины и её соседей по континенту.

Дальнейшая логика изложения требует, однако, обратить внимание на следующее обстоятельство. Жизнедеятельность народов, конституции которых являют собой результат их собственного исторического опыта, весьма отличается от политического строя тех, чьи тексты основных законов были преимущественно позаимствованы из сокровищницы конституционной мысли других стран. Очевидно, что сей процесс далеко не очень благовидного заимствования сопровождался весьма сомнительными доводами: нам надо как можно скорее обзавестись основным законом в качестве необходимого атрибута суверенного государства, непременно при этом доказать миру свою государствообразующую состоятельность, получить соответствующее одобрение содержания текста основного закона со стороны международного сообщества. А легче и быстрее всего оказалось это сделать путём поверхностного заимствования у просвещённых наций их идей, принципов и норм права.

Но конституция — не мобильные телефоны, не импортные электронная техника и дорогие автомобили, которые можно привести в движение простым нажатием кнопки или ключа зажигания. Основной закон государства требует в качестве необходимой предпосылки своего воплощения в жизнь некого исторического опыта, некой правовой культуры, традиций и национальной элиты, без которых конституция будет мертва для народа и безвредной пустышкой для высокопоставленного чиновничества державы. На подобное положение вещей в политической жизни Украины уже давно обратило внимание подавляющее большинство политических обозревателей, правоведов и журналистов. В частности, один из украинских публицистов заметил, что «предназначение Конституции — служить фундаментальным Законом, который свято чтят и неукоснительно соблюдают все участники политического процесса. Если же использовать Конституцию в качестве половика для вытирания ног, её можно менять хоть каждый год — без особого толка.

Мы можем создавать всевозможные комиссии, привлекать авторитетных юристов, устраивать спиритические сеансы, вызывая в качестве консультантов духи Филиппа Орлика, Конрада Аденауэра и Шарля де Голля…. Но так и не напишем Конституцию, которая подошла бы нашему уникальному политикуму» («Украинская правда», 25.04.2008 г.).

Уникальность политического класса Украины, однако, заключается в его примитивной, меркантильной мотивации, в которой напрочь отсутствует какой-либо конституционно-правовой интерес, государственное мышление и нравственные устремления. Политика в Украине — это прежде всего материальный интерес, высокодоходный бизнес. Политики-бизнесмены используют основной закон страны в качестве инструмента для контроля над политическими противниками и экономическими конкурентами, для защиты своего финансового благополучия, для обеспечения своих этнических потребностей вопреки естественным правам других этносов и так далее; в общем, всё что угодно, кроме защиты достоинства, свободы и прав граждан Украины.

Мы свою Конституцию не выстрадали исторически, мы её переписали и даже не удосужились осмыслить, осознать, прочувствовать. Таким образом, очередной раз с нами злую шутку сыграла традиционная привычка к незамедлительному и бездумному заимствованию чужого. На неутомимую тягу к подобному поведению, как на отличительную черту национального характера, обращал внимание ещё П.Я. Чаадаев: «Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось нас… Все народы мира выработали определенные идеи. Это идеи долга, закона, права, порядка… Мы ничего не выдумали сами и из всего, что выдумано другими, заимствовали только обманчивую наружность и бесполезную роскошь». Но если бы мы ограничивались лишь заимствованием правовых идей, то это была бы половина беды. Мы же имеем склонность, не ограничиваясь текстами, как можно полнее воспользоваться и всеми иными плодами труда чужой более благополучной страны или группы стран под ныне весьма модным лозунгом о европейской и евроатлантической интеграции.

Но не является ли подобное поведение актом явного исторического плагиата чужих правовых, политических и материальных ценностей, т. е. тех благ, которые добыты тяжким трудом и бескомпромиссной борьбой других народов? Не угрожает ли молодым нациям в погоне за чужой Свободой опасность утратить своё Отечество? Ведь выход в 1991 г. из состава одной федерации — Советского Союза — с немедленным провозглашением курса на вступление в состав другого федеративного Союза — Европейского — вызывает сильное сомнение в способности некоторых отечественных поводырей отдавать себе отчёт в том, что независимость — это, прежде всего, ответственность и тяжкий труд ума и души, а уже затем — красивые слова из хоровых песен на праздничном концерте, посвященном памяти выдающихся национальных поэтов или героев национальных былин и сказаний. Ответ на подобные вопросы под силу только элите нации. Но была бы элита, не было бы и вопросов!

В свою очередь, народам-созидателям правового государства принадлежит благородная идея экспортировать выстраданный ими билль о правах в другие страны в качестве своего самого бесценного исторического достижения. Отдавая должное искренности и возвышенности подобных намерений, необходимо всё же признать их романтическую иллюзорность и историческую наивность, ибо история учит: каждый народ должен сам выстрадать свои свободу и права, а не получить их в порядке бесплатного импорта, хотя бы потому, чтобы подобное интеллектуальное иждивенчество не становилось для некоторых из них роковой традицией. На то, какую злую шутку с мыслящей частью общества неоднократно играло подобное потребительство, обращали внимание многие отечественные историки. Так, один из них — Григорий Петрович Федотов (1886–1951) писал: «XVIII век раскрывает нам загадку происхождения интеллигенции в России. Это импорт западной культуры в стране, лишённой культуры мысли, но изголодавшейся по ней. Беспочвенность рождается из пересечения двух несовместимых культурных миров, идейность — из повелительной необходимости просвещения, ассимиляции готовых, чужим трудом созданных благ — ради спасения, сохранения жизни своей страны».

Вот эти самые попытки спасти страну путем механического заимствования чужих правовых ценностей и стали нашим национальным наваждением. Пристрастием, не оправдавшим себя именно из-за его механистического, поверхностного характера, пристрастием, которое даёт заработок лишь весьма узкому кругу людей, именующих себя политологами, политтехнологами и журналистами, специализирующихся на политических сплетнях и интригах, которые ещё более далеки от интересов народа, чем интеллигенция уже канувшей в историю эпохи. Остальное население эти правовые ценности обходит стороной, ибо в соответствии со сложившейся традицией основным содержанием его мотивации всегда было, есть и долго ещё будет инстинктивное ожидание, что скажет царь-батюшка, барин, генеральный секретарь, президент, мэр, губернатор, босс. И подобный взгляд на положение вещей — удел большинства представителей титульной супернации. Как заметил один современный российский автор, «закон для русских неотделим от власти и силы. В закон как самостоятельный феномен русские никогда не верили и не верят. Закон — это царь, боярин, председатель колхоза, милиционер, если они сильные». Иными словами, закон — это тот, кто может дать команду (оплатить), чтобы неугодного затравили психологически, избили физически, посадили юридически, а то и лишили жизни любым доступным в нашей истории способом. В большевистской державе это всегда было проще простого. Потому-то в нашей стране и повелось говорить, что от тюрьмы и сумы никто не застрахован. И сие не просто поговорка, увы, это жестокий закон жизни; и миллионы, миллионы сложивших свои головы наших соотечественников — самое убедительное тому доказательство.

Приведенное наталкивает на размышление: если названия тех или иных институтов конституционного права (права человека, конституционный строй, президент, омбудсмен, суд присяжных, демократия, правовое, социальное государство и так далее) заимствованы из чужой правовой культуры, переписаны из чужой конституции, минуя многострадальную историю борьбы за их утверждение в нашей повседневной жизни, то, вероятно, требуются какие-то сверхъестественные усилия, чтобы эти категории укоренились в менталитете абсолютно равнодушного к ним населения. Но в действительности сделать подобное невозможно по определению, поскольку формально зафиксированная на бумаге конституция и реальные стереотипы поведения людей в подобном случае сосуществуют как бы в двух параллельных и непересекающихся мирах. По существу, жизнеспособность таких явлений как достоинство и права человека, свобода и демократия, Право и конституция, а также других основополагающих правовых ценностей коренится в нравах населения, в органическом строении их менталитета. На эту зависимость обратил внимание в упомянутой выше книге французский правовед Алексис де Токвиль. В частности, он отмечал: «Я убежден, что самое удачное географическое положение и самые хорошие законы не могут обеспечить существование конституции вопреки господствующим нравам. В то время как благодаря нравам можно извлечь пользу даже из самых неблагоприятных географических условий и самых скверных законов. Нравы имеют особое значение — вот тот неизменный вывод, к которому постоянно приводят исследования и опыт».

Итак, нравы населения с силой законов природы предопределяют основы государственного бытия. Ведь государство в лице любой ветви власти, в том числе и судебной, не может быть справедливее, нравственнее и милосерднее к своим гражданам, чем последние в повседневных отношениях друг к другу. Чиновники всегда являются продолжением своего народа. Держава — лишь зеркало души своих граждан. Иными словами, повседневная практика чиновников государства, в том числе и судебных, предопределена господствующими нравами его граждан. Подобную точку зрения в своё время проповедовал и Ф.М. Достоевский, отмечавший, что «без нравственного совершенствования людей не спасёт и перемена общественного строя, изменение законов и учреждений. Напишите какие угодно конституции, пересадите какие угодно учреждения, но раз люди безнравственны, раз в них и их поступках нет нравственной идеи любви, то никакого улучшения быть не может». Иными словами, если в нравах людей господствуют доброта, справедливость, солидарность, трудолюбие, склонность к созиданию, то нет большей гарантии торжеству правовых ценностей в государственной жизни соответствующего народа. В этом случае можно с уверенностью утверждать: у этого народа есть Бог в сердце, а, следовательно, и конституция в державе. Ибо подлинное место обитания конституции вовсе не на бумаге, а в сердцах, душах населения страны.

К такому же выводу спустя десятилетия пришли многие выдающиеся деятели Западных стран. Во всяком случае, Маргарет Тэтчер на основе обобщения мирового опыта пришла к выводу, что европейские правовые институты сами по себе не гарантируют демократии. По её мнению, это подтверждается попытками взрастить семена свободы в обществах, где нет подходящих условий для их укоренения. Для этих обществ они оказываются бесполезными и даже опасными. «Для того, чтобы свобода прижилась, — утверждает экс-премьер-министр Великобритании, — необходима критическая масса людей, которые действительно понимают, что это такое». Согласно её рассуждениям, подобное понимание не может прийти в результате простого чтения книг, лишь традиции, обычаи и мировоззрение делают свободу устойчивой. Иными словами, заключает она, сначала появляются свободные люди, а уж потом возникает свободный политический, экономический и социальный порядок. Судьба многих постсоветских стран — убедительное доказательство правомерности подобного вывода.

Как бы иллюстрируя сказанное на примере Украины, один отечественный публицист своей в статье «Идеология made in Ukraine», в частности, отмечает, что «корни политического бытия следует искать не в тонкостях Основного Закона, а в нашем национальном архетипе. Как бы там не было, политическое разрушение у нас всегда выходило не хуже, чем строительство. Украинская элита продолжает идентифицировать себя в пределах дуальной оппозиции «Запад-Россия», при этом позиция исторической науки в Польше и России, характеризуют украинцев как основной фактор упадка Речи Посполитой и распада СССР» («Украинская правда», 29.10.2009 г.). Действительно, судьбу государственного бытия определяют не скомпилированные у западных стран тексты национальных основных законов, а менталитет народа. И выход из политического тупика лежит не в бесконечном умножении числа конституционных актов, а в изменении национального характера. Поэтому в качестве предпосылки к цивилизованному развитию мы просто обязаны создать в стране атмосферу взаимоуважительных, доброжелательных и благородных человеческих отношений, выдавить из своего менталитета такие стереотипы поведения, как хамство и презрение друг к другу, алчность и лживость, склонность к предательству и оскорблениям, этническая, религиозная и языковая нетерпимость, в общем, всё то, что так бескомпромиссно осуждали наиболее дальновидные и трезвомыслящие уроженцы этой земли. Именно поэтому, какая бы форма государства ни восторжествовала бы на этой территории, она в равной степени окажется неспособной обеспечить сносное бытие людей, являющихся упорными приверженцами упомянутых стереотипов поведения. Соответственно, какие бы институты публичной власти сегодня ни взялись бы создавать с участием подобного населения, они в равной степени будут сохранять тенденцию к деградации и распаду. На сие обстоятельство обратил внимание в своей статье «Горький шоколад от Колесникова» один из украинских публицистов, заметив, что «в Украине в целом какие-либо крупные институты обрекают себя на поступательный распад. Важнейшим таким институтом-претендентом является сама Украина» («Украинская правда», 11.09.2008 г.). Весьма горестная констатация факта, горечь от которой усиливается ещё и тем обстоятельством, что в отличие от «горького шоколада» потребителем государственных услуг являются абсолютно все граждане Украины, а также её многочисленная и всё возрастающая диаспора за рубежом. Какое же будущее может ожидать население державы, которая с самого момента своего формального провозглашения проявила столь очевидную тенденцию к распаду?

Таким образом, секрет успешного государственного строительства любого народа скрывается в сложившемся и укоренившемся стереотипе отношений между гражданами соответствующей державы. К этой важнейшей особенности государственного бытия населения бывшего СССР и привлёк внимание А.И. Солженицын в своей статье «Как нам обустроить Россию. Посильные соображения»: «А скажем так: государственное устройство — второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве — допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве — невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности — то это проявляется при любом строе». Поэтому-то лейтмотивом данного раздела является утверждение, что любой конституционной реформе в стране непременно должна предшествовать реформа нравов, умов и душ — в общем, всего того, что укладывается в понятие «менталитет народа». И в этом отношении абсолютно справедливо заметил известный французский учёный, писатель и поэт Пьер Буаст (1765–1824), что «какой прок менять правление, если люди и нравы не меняются». В конечном итоге, именно менталитет народа формирует и изменяет государственный строй державы.

Конституционный строй, по нашему убеждению, вырастает из состояния ума и души населения страны, а не из национальных учебников по конституционному праву, содержание которых преимущественно позаимствовано из зарубежных источников. Отсутствие же необходимой правовой культуры может стать основой любого государственного строя, диапазон которого способен широко колебаться от охлократии до тирании. Всё это возможно потому, что преемники бывшего советского народа никогда не жили в условиях цивилизованной демократии, и требовать от них немедленного вступления в фазу строительства правового пространства, по меньшей мере, наивно. И вместе с тем таковое созидание возможно, но лишь при известных правовых предпосылках. Каковы же они на самом деле?

Торжеству конституционных прав человека в общественном сознании населения страны должна способствовать вполне определённая система правовых институтов для их внедрения, бережного сохранения и надёжной защиты от произвольного упразднения. В данной работе эта система институтов получила наименование инфраструктуры конституционных прав человека. Ранее мы уже писали об инфраструктуре свободы (см. раздел 4). Здесь же речь идёт о дальнейшем развитии системы категорий конституционного права, при которой права человека и свобода народа выступают лишь разными инструментами защиты человеческого достоинства. В качестве составляющих таковой инфраструктуры, напомним, были упомянуты: правовая культура народа, гражданское общество и правовое государство. Анализу основополагающего значения первой было уделено должное внимание в разделах 1 — 3 настоящей работы, теме гражданского общества соответственно посвящён раздел 6, а о роли государства уместно поговорить здесь и сейчас.

5.3.1. ГОСУДАРСТВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА